Самая хитрая рыба

Антон сорвал по дороге веточку и теперь неторопливо отламывал от нее кусочки и бросал вниз. Там, где они падали, глупо топтались голуби.

– Макс, я не понимаю! Это твоя сестра или моя? За попытку обидеть Наташу с вашего Баклана надо кожу снять!

– И что с ней делать? – спросил Илья. – На барабан натянуть? Нет, все отлично получилось! Баклан, наверное, теперь месяц не сможет уснуть, будет придумывать, как от нас избавиться…

Белоусов пожал плечами:

– Пусть придумывает. Батя говорит, нас не имеют права выставить из школы. Мы ничего не нарушали. У нас вообще свобода слова!

– У нас свобода рабства, – огрызнулся Мансуров. – Хочешь – выноси за хозяином горшки, хочешь – мотыжь грядки!

– Ты это к чему?

– Вы хорошо начали. Надо хорошо закончить! – Он вскочил и принялся расхаживать по трубе. – «Месяц спать не будет!» Если бы ты сказал, Илья: «Месяц срать не будет», я бы согласился, что с этим козлом покончено. Но ваш говнюк через две недели все позабудет. У таких память – как школьная доска. Провел тряпкой и все стер, а то и новое написал. Переписал, так сказать, историю. Нет… Надо придумать что-то такое, чтобы вы с ним остались навсегда.

– Жениться на нем? – вежливо спросил Дидовец.

Белоусов повалился на спину и захохотал так, что разлетелись голуби.

Антон снова сел на трубу верхом, сцепил пальцы в замок за головой и покачался вперед-назад.

– А ведь кабинет вашего Балканова на первом этаже, верно?

5

Когда Илья осознал, что предлагает Мансуров, он не поверил своим ушам.

– Забраться в кабинет директора? Антон, ты в себе?

– М-да, странная идея, – сказал Дидовец.

– Честно, Антоха, это уже перебор, – согласился Макс.

Мансуров поднял на них темные глаза и заговорил.

– Это не воровство, – твердо сказал он, – мы ничего не будем брать, вернее, возьмем, но только для того, чтобы проучить Баклана. Зачем нам его компьютер и почетные грамоты или что у него там еще висит?

– Деревянный гусь, расписанный под хохлому, – зачем-то сообщил Дидовец.

Мансуров отмахнулся от гуся.

– Кабинет директора, – продолжал он, – это неприступная крепость, это его центр управления полетами, и если он обнаружит, что там кто-то побывал, он будет сто лет икать от страха. Утащить оттуда вещи – это как харкнуть ему в рожу! Макс, разве ты не хотел бы плюнуть в лицо тому, кто обидел твою сестру?

Белоусов, конечно, хотел.

– Петя, а ты, – спросил Мансуров, – разве ты не хочешь показать Балканову, кто на самом деле главный? Он тебя попрекал лестницей, да? Издевался над лишним весом? Понимаешь, Петя, – сказал Мансуров, – раб – он намного свободнее своего господина, потому что господину есть что терять, а рабу – нечего. Баклан не может залезть к тебе в комнату и обчистить ее. А ты – можешь. Ты свободен, Петька.

Илья снова, как и тогда, когда Мансуров подбивал парней на драку, почувствовал какую-то сонную одурь; с каждой фразой Антон набрасывал на него серебристый «дождик», как на новогоднюю елку, и вскоре лес исчез, а остались только сверкающие бессмысленные финтифлюшки – так, во всяком случае, ощущал Шаповалов.

– А какая связь между идеей свободы и кражей из школы? – язвительно поинтересовался он. – Я что-то в упор ее не вижу!

– А я вижу, – вдруг ответил Белоусов. – Мы не рабы!

Мансуров обрадованно хлопнул его по плечу:

– Сечешь! Мы можем встать с колен, а Баклан так и будет ползать на брюхе!

– И поэтому нужно стырить школьный компьютер?

– Не только компьютер, – серьезно ответил Антон. – Нужно унести все. Он входит утром – а комната пустая! Вообще ничего! И только надпись во всю стену…

Он задумался.

– Ай’л би бэк! – победносно выкрикнул Макс. – Терминатор, сечете?

– Может, лучше «Мене, текел, фарес»? – предложил начитанный Дидовец. – Он все-таки директор, «Терминатора» мог и не смотреть.

6

Шаповалов поднял на Илюшина усталый взгляд.

– Когда я услышал, как мои друзья обсуждают, что написать на стене, я понял, что меня они больше не станут слушать. Тогда я встал и ушел. Заявил напоследок, что не собираюсь в этом участвовать и им не советую. Мансуров, кажется, только обрадовался моему уходу.

– А остальные?

– Макс растерялся. Петька смутился. Особенно после того, как я сказал, что этим воровством они перечеркнут все, чего мы добились на линейке. Но Антон их как-то отвлек, буквально парой фраз… У него всегда это ловко получалось.

– Вы не поделились с мамой? – неожиданно спросил Макар.

Шаповалов пристально взглянул на него.

– Хотел, – помолчав, сказал он. – Но не стал. Мне было как-то… Плохо мне было, если начистоту. Я все время думал о том, что произошло, и о том, ввяжутся ли Петька с Максом в кретинскую затею Антона или все-таки отступятся в последний момент, и эти размышления, как заевшая пластинка, крутились и крутились без конца. Я изрядно от них устал. Мне хотелось говорить с мамой о чем-то другом, чтобы отвлечься. В школе мы общались как прежде, но это была просто иллюзия, оболочка бывшей дружбы. Так мне казалось. Я ужасно злился на них обоих и не мог понять, почему они поступают как законченные болваны.

– На обоих? – повторил Макар, вопросительно подняв брови.