Самая кровная связь. Судьбы деревни в современной прозе

Уже первое знакомство корреспондента с колхозником, а теперь престарелым пенсионером Щеповым выдает в последнем человека с истинно хозяйской, гражданской жилкой, который, будучи на пенсии, не в состоянии проходить мимо какого бы то ни было непорядка, который думает не за себя только, а «за колхоз, общество и, по меньшей мере, за всю державу». Стоило ему услышать выстрелы браконьеров, вздумавших не вовремя охотиться в окрестном лесу, как он бесстрашно устремился в лес: «Вы что же это делаете, бардашные хари! — на высокой ноте без всякого предисловия закричал Щепов, направляясь вокруг озера прямо к ним. — Закону не знаете, порядку? Я вот вас!».

Речь его задириста, он из тех, кто, как говорится, за словом в карман не лезет, причем на все у него есть своя точка зрения, на любой вопрос готов ответ. И ответ не с бухты барахты, а продуманный, умный, точный, своеобычно выраженный.

И, конечно же, с первой встречи корреспондента со Щеповым возникает у них разговор все про то же — об уходе сельского населения, главное молодежи, о пустеющих деревнях в родной местности. «Жалко», — говорит корреспондент, выражая столь понятное, когда видишь опустевшие деревеньки, чувство.

«— А чего жалко, — возражает вдруг ему Щепов. — Куда их к ляду? Их еще до войны свозить хотели, война помешала. Куда при нынешнем хозяйстве с хуторами? Пусть поближе к центру живут». Оказывается, за этими рассуждениями у «колхозника, а теперь престарелого пенсионера» Анатолия Федосеевича Щепова целая, своего рода социологическая система, на первый взгляд несколько жестковатая, но на поверку куда более современная и жизненная, чем у приехавшего в гости в родные места корреспондента. «Едет народ, ну и пусть едет. Рыба идет на глубь, ничего худого тут нет. Малость бы побольше, конечно, нады. А так, посуди ты сам, ну ежели бы все, как до войны, остались. И ребят нарожали. И те тоже остались. Чего бы делать-то стали при теперешней технике? Валянки валять?» Это он о миграции сельского населения в город.

«— Кто хутор любит? Кто в лес глядит, кто на елку молится. Я, конечно, могу жить в хуторе. Дак то я... А молодежи шум нужен, движение, чтобы кипело все кругом... Так ты создай молодежи условия. Чтобы людно было, весело жить...» Это оно судьбе маленьких деревенек.

«— По луне катаемся, а моя старуха лен руками поднимает. Рази это порядок? Значит, когда дойдет до нас срок — такие машины дадут, что «ох»!

— Ну, а пока-то, — спорил я. — Людей пока много надо.

— Чего много, чего много? У самого райцентра птицефабрику строят, все наши птичники — курам на смех будут. Во! Свинофабрику заложили, даст за семь колхозов. Я сам на совещании был. И где закладывают — знаю. Как построят, народу там немного потребуется...» Это он о завтрашнем дне деревни.

Таков он, нынешний крестьянин Щепов, — «я завсегда в курсе. Даже старуха у меня и та в курсе. Спроси ее, она тебе всю программу выложит. Нынче, брат, все про все знают, только иной дурачком прикидывается...»

Его разухабистый с виду оптимизм, его жестокосердие («Да хрен с ними, с деревеньками!») и чрезмерная широта и мягкость суждений («Пускай молодежь себе катит, счастья ищет») поначалу настораживают. Однако по мере того, как автор все глубже знакомит нас с этим характером, по мере того, как перед нами раскрываются его глубина и своебычность, начинаешь понимать, что первоначальное неприятие его связано с тем, что это человек, не выбирающий выражений. Он всю жизнь, что называется, рубит с плеча, порой намеренно впадая в полемические крайности, он любит словесную битву, рассуждения, доказательства, спор. Причем и в споре, и в деле, говорит про себя Щепов, «я всю жизнь не осторожничал». Когда становится понятным и привычным своеобразие его натуры — проясняются и его конечные жизненные позиции, очень близкие позициям его сверстника Андрея Егоровича Плетнева из «Крестьянского гнезда» Е. Лазарева.

Экономическое и социальное обоснование этих позиций — на материале жизни кировских колхозов — предпринял в своей очерковой книжке «Большое новоселье» Владимир Ситников. Книжку эту хорошо читать вместе с повестью «Русская печь». Дело в том, что для анализа тех социальных процессов, которые идут в современной деревне, Владимир Ситников выбрал те самые родные места, которые описаны в этой его лирической повести-воспоминании. Название повесть получила потому, что в сюжетную основу повествования легла история русской печи в избе крестьянки Ефросиньи, которую клал дед рассказчика, Фаддей Авдеич, помогала ему в этом вся деревня. В повести этой мы читаем подлинный апофеоз русской печи, домашнему очагу.