Самая темная чаща

– Просишь? – автоматически переспросила Хэйзел. – Ты называешь это «просьбой»? – Она пожалела о своих словах тут же, едва они слетели с губ. Сначала нужно думать. Было странно куда-то брести, сознавая, что, возможно, рогатый мальчик тащит ее к месту расправы – и в то же время по непонятной причине неловко, что он будет убивать ее одетую в пижаму и сапоги. Знай она, что предстоит умереть от его руки, приоделась бы.

Губы принца почти изогнулись в улыбке, и он дернул девушку за руку:

– Прошу наимилейшим – из мне известных – способом.

– Нужна моя помощь? – спросила она. – Тогда сначала скажи, что сделал с Амандой.

Говоря, она нащупала в кармане куртки телефон. Рогатый мальчик, может быть, и магическое существо, но он проспал тысячу лет. Хэйзел была готова биться об заклад, что принц ничего не смыслит в современных технологиях.

– Я? Ты сильно заблуждаешься, если полагаешь, будто бы это сделал я. В окрестных лесах есть создания гораздо страшнее.

– Что за создания? – не сдавалась Хэйзел.

– Возможно, тебе доводилось слышать о существе, что раньше принадлежало к Народу, но стало потом чем-то другим. Она соткана из земли и веток, мха и виноградных лоз. Она охотится за мной. И это она напала на твою Аманду. Ни один клинок мира, кроме Верного сердца, не в силах ее даже поцарапать, посему ты должна понимать, что в твоих же собственных интересах – отдать мне меч.

«Вот те раз, – пронеслось у ошеломленной Хэйзел в голове. – Подумаешь. Всего-навсего легендарное чудовище из самого сердца леса». Она пыталась как можно меньше шевелить пальцами, набирая Бену сообщение и даже не глядя на телефон – сказывался многолетний опыт общения эсэмэсками на уроках: ПОМОГИ АМАНДА В БЕДЕ ТЕТЕРЕВИНАЯ УЛ!!! ЧУДОВИЩЕ!

– Ты даровала мне свободу, – он оглянулся на нее, и на мгновение девушке показалось, что под его холодной яростью скрывается что-то другое. – И, скорее всего, заплатишь за свою доброту дорогую цену. Почему же ты это совершила?

– Не знаю. До сегодняшнего вечера я и понятия не имела, что сделала это. Ты говорил, что слышал мой голос, а был там еще кто-нибудь? Кто-то, кто отдал мне приказ.

Он покачал головой:

– Только ты. Но в тот благословенный момент, когда я проснулся – по-настоящему проснулся, – уже ярко светило солнце, а ты ушла.

– Этого я не помню. Я вообще не помню, куда ходила прошлой ночью.

Рогатый мальчик вздохнул:

– Попробуй вспомнить. Призадумайся о судьбе Аманды Уоткинс, которую, насколько мне ведомо, ты недолюбливаешь. Но в следующий раз жертвой может стать тот, кто тебе люб.

Эти слова заставили девушку вздрогнуть. Принц был незнакомцем, чужаком, но все же в том, как он говорил и как сжимал ее запястье, было что-то смутно близкое. Она множество раз представляла себе сцены вроде этой, и теперь идти рядом с ним по тусклому лесу было наполовину кошмаром, наполовину мечтой – равно призрачными. У Хэйзел закружилась голова, как будто она сейчас упадет в обморок. Ей бы и хотелось упасть, лишь бы сбежать от этого ужаса.

– Даже если она мне не нравится, это не значит, что я хочу ее смерти.

– Тогда… – ответил он, будто это все решало, – возрадуйся. Жизнь в ней еще теплится.

Принц на нее даже не взглянул. Просто шел вперед.

Они свернули с дороги – теперь приходилось продираться через кусты. Сердце Хэйзел билось так сильно, будто собиралось выскочить из груди.

В кармане загудел телефон. Девушка не рискнула посмотреть, но ей стало гораздо спокойнее, когда она поняла, что Бен получил сообщение и Аманду найдут.

– Мы оставили тебе еду и всякое такое, – сказала Хэйзел, пытаясь заполнить повисшее молчание и заглушить телефон, который снова зажужжал. Должно быть, звонил Бен. – Мой брат и я – мы на твоей стороне.

Рогатому мальчику не нужно знать, что у нее есть сомнения относительно его истории.

На лице принца мелькнула обида:

– Я не домовой и не дух очага, чтобы меня задабривать.

– Мы не пытались тебя задобрить, – ответила Хэйзел. – Просто хотели быть вежливыми.

Учитывая одержимость Народца манерами, девушке стало интересно, испытывает ли он хотя бы малейшие угрызения совести, таща ее по лесу.

Рогатый мальчик немного склонил голову, и его губы тронула легкая улыбка. Хэйзел показалось, что в этот момент он действительно почувствовал отвращение к самому себе.

– Можешь называть меня Северином, – сказал он. – Теперь мы оба вежливы.

Это было самое близкое к извинению, что мог позволить себе Народец – учитывая, как высоко они ценят свои имена. Может быть, он и в самом деле чувствовал угрызения совести, но Хэйзел показалось, что это не имеет значения. Что бы им ни двигало, это было нечто посерьезнее правил этикета.

Время летело незаметно, пока они шли: она – спотыкаясь, он – шагая рядом и дергая ее за руку, если она отходила слишком далеко или двигалась слишком быстро. Тело все еще болело после падения с велосипеда, в голове гудело. Они брели до тех пор, пока не оказались возле рощи.

Северин отпустил ее и направился к разбитому гробу.