Самайнтаун

– Ничего не понимаю… – признался Джек самому себе, когда уже прошел добрую половину Светлого района и почти добрался до нужного места. – Ладно, это было ожидаемо. Кто бы от меня ни прятался, делает он это хорошо. Значит, действуем согласно плану, верно, Барбара? Ой, точно. Барбара, вернись!

Джек дождался, когда тень приползет к нему обратно и прирастет к подошве, а затем развернулся на пятках и перешагнул через несколько резных тыкв-фонарей, охраняющих вход в бакалею. Из кривляющихся рожиц струился зефирно-васильковый свет, лобзая нижние ступеньки, но не верхние: на верхних тыква не горела. Джек наклонился к ней, чтобы проверить, и действительно: хладная, совсем пустая. Он пошарил пальцами внутри и вытащил огарок. «Интересно, отчего она затухла?» – озадачился Джек. Он вроде бы не так уж сильно злился на Лору утром… И все же, похоже, надо впредь лучше держать себя в руках.

Бакалея, которую тыквы охраняли, оказалась заперта: что первый этаж, магазинный, что второй, жилой, – выглядели запустело и безжизненно, будто еще два дня назад здесь не кипел ремонт и не стояла очередь за свежеиспеченными розанами. Чувство тем не менее подсказало: дома кто‐то есть. Джек обогнул бакалею, подошел к другой ее двери, менее заметной и невзрачной, для своих, – и постучал костяшками пальцев.

– Здравствуй, Мэри. Я звонил тебе утром. Могу я пройти на задний двор? Это не займет много времени…

Заплаканная вдова, открывшая дверь спустя еще три настойчивых методичных стука, пропустила Джека без всяких возражений. И без приветствия, правда, тоже. Очевидно, Джек был не первым и не последним, кто нагрянул к ней «просто посмотреть». Она провела его мимо банок с краской, наставленных в коридоре, что дальше разветвлялся еще на два таких: один вел в торговый зал, а другой – как раз во двор, зажатый между соседними домами, заросший желтым виноградом по периметру и с подъездной дорогой, где был припаркован их семейный грузовик. Снаружи этот двор выглядел совсем непримечательно, всего лишь маленький уютный сквер, каких в Самайнтауне полно. Но стоило туда зайти…

– Пресвятая Осень! Так вот что происходит.

Джек сделал всего несколько шагов и замер. Прямо посреди двора, там, где стояли ржавая печка-барбекю и пластиковый стол с такими же пластиковыми стульями, разрослись неведомо зеленая трава и клематисы – крупные аметистовые цветы с лепестками острыми и неровными, похожими на каменные стрелы. Джек насчитал по меньшей мере с дюжину таких, будто кто‐то целенаправленно высадил здесь целый куст. Почти половина цветов заиндевела от крови: та образовывала темно-бордовую окантовку на листочках, сердцевинах и стеблях. Джек, привыкший к крови, но не привыкший к запаху цветов, тут же отшатнулся. Пахло сладко, терпко, а пыльца клубилась в воздухе и сверкала даже ярче, чем пыльца Титании.

«Это лето

», – понял Джек, хотя никогда раньше его не видел и не чувствовал. Так же четко, однако, он понял и то, что не поддавалось здравому смыслу, но подсказали инстинкты – древнее глубокое знание, не просыпавшееся в нем сотню лет, но вдруг содрогнувшееся и потянувшееся навстречу цветочному зловонию: «Здесь был кто‐то, похожий на меня».

– Голову Джерарда нашли прямо тут, – раздался шепот за спиной, и Джек так резко обернулся к хозяйке бакалеи, стоящей в дверях, что у него с плеч едва не слетела тыква. – В этих проклятых цветах… Они были даже у него во рту, в глазницах! Ральф запретил здесь что‐то трогать, но, как только разрешит, я выжгу все дотла, клянусь!

– Это ты его обнаружила?

– Да… Было очень мало крови…

– Мало?

– Только на лепестках, как сейчас. Ни капли на самой земле или где‐либо еще.

– Ты слышала что‐нибудь подозрительное?

– Нет. Я в это время обслуживала посетителей, а Джерард разгружал поставку. Никто не видел, чтобы на заднем дворе был кто‐то, кроме него, а туда, когда стоит грузовик, с улицы не пройти, только через бакалею. Поэтому я не понимаю… Ничего не понимаю… Прошу, Джек, – она приблизилась к нему, подняла глаза, красные, опухшие и с темными кругами от бессонницы, – найди того, кто сделал это с моим мужем! И его тело… Найди его тело, умоляю! Где остальные его части… Где они… Ох, милый!

Джек не знал, что ей ответить. Вместо слов он накрыл рукой ее плечо и красочно представил, как стряхивает с той черную угольную пыль, растирая складки ее домашней клетчатой сорочки пальцами. Грудь вдовы тут же поднялась в глубоком мерном вздохе, а подбородок немного приподнялся. Мельком сунуться в очередной «душевный» шкаф и немного смазать петли в нем было меньшим из того, что Джек мог для нее сделать.

Дальше он собирался сделать гораздо больше.

– Я сорву парочку, хорошо? Ральфу знать необязательно.

– Может, дать тебе перчатки? – робко предложила хозяйка, когда увидела, как Джек принялся рыться в траве с клематисами голыми руками, предусмотрительно закатав тренч до локтей. – Ральф на экспертизу тоже пару штук с собой забрал.

– Давно это было?

– Где‐то час назад…