Самайнтаун

– Я турист. – Незнакомец шагнул к Джеку ближе, медленно, крадучись. Кажется, он хромал, причем сразу на обе ноги. Двигался как‐то неуклюже, переваливаясь, будто тащился вперед, а не шел. Свет болотных огней, зажигающихся в куполе стеклянных фонарей с заходом солнца, осел на его плечах и эполетах золотом, и каждый шаг эхом звенел на парковке. – Турист и меценат, но второе совсем чуть-чуть, по настроению. Просто осматривал достопримечательности и услышал шум…

– Ах, да! Я видел вас в доме Винсента Белла. Мельком, – сказал Джек, притворившись, будто бы узнал его только сейчас. – Извините за шоу со школьниками. Это не то, что туристы должны видеть в нашем городе. Обычно я, г-хм, не бью детей.

– Зря, – ответил тот, и его голос – бархатный, но неподходяще низкий для такой миловидной внешности – шел откуда‐то из грудной клетки. – Впрочем, я уверен, этот урок они тоже сочли полезным. Занимательная вещица.

– Это друг, – ответил Джек, глядя вниз, туда, куда смотрел странный человек – на его зонт. – Ее зовут Барбара.

– Да, я слышал.

«И долго он следил за мной?» – задался невольно он вопросом и сжал зонт крепче, чувствуя, что Барбара почему‐то дрожит, сжимается, как будто готовится принять совершенно иную форму. Он успокаивающе потер ее рукоятку пальцами и промолчал. Удивительно, но незнакомец молчал тоже. Так они и стояли несколько минут, будто испытывая друг друга, пока Джек пытался понять, что именно в его собеседнике не так. Осознание грянуло внезапно: улыбка. Точнее то, что она не исчезает ни на миг.

Эта улыбка, подумал Джек, самое уродливое, что он видел в жизни. И дело было вовсе не в неровных зубах с щербинкой, а в том, с какой натугой уголки тонких губ тянулся вверх. Казалось, еще немного – и рот человека порвется. Небрежно разметавшиеся белокурые кудри почти сливались с облаком тумана, заканчиваясь там, где начинался воротник пальто и уголки острой челюсти. Глаза – темно-темно-карие, почти черные, точно кофейная гуща, зато с пушистыми светлыми ресницами… И ни одной морщинки что в их уголках, что на полукруглом лице! Юное, почти мальчишеское, как у тех подростков, которых Джек прогнал. Оно напоминало застывший воск, настолько неподвижное, что можно спутать с маской. Мускулы не двигались, даже когда незнакомец говорил.

«Ты не знаешь, кто убийца? Может, потому что это кто‐то из самих туристов?» – вспомнил он слова Лоры. Он держал их в уме целый день, проверяя каждого встречного, и было логично продолжать проверять и теперь.

Джек глубоко вдохнул осенний хлад, а выдохнул тьму. Та незаметно потянулась к человеку напротив, просочилась в его собственную длинную тень, отброшенную между болотными фонарями, и…

Ничего не нашла.

Внутреннего шкафа не было. Были только клематисы.

«Как это возможно? Где его душа?!»

– Ай-яй-яй, – зацокал человек языком, и Джек невольно вздрогнул, непривыкший к тому, как легко их с тьмой ловят с поличным, буквально за шкирку. – А мне говорили, что ты джентльмен. Чужую душу – и трогать грязными руками!.. Хоть бы сначала имя мое спросил.

Неестественно-счастливое выражение его лица не изменилось, но зато изменилось что‐то в глазах. Что‐то, что заставило Джека снова отступить назад, а Барбару задрожать в его руке еще сильнее. Если бы Джек не спрятал ее за спину, та мгновенно стала бы косой.

– Кто ты? – спросил он.

– Я ведь уже сказал, – ответил тот невозмутимо. – Турист и меценат.

– Я спрашиваю не об этом.

– Может быть, поужинаем? – спросил тот невпопад. – Завтра, например. Заодно поговорим о душах, головах, свечах. Я пришлю письмо с адресом.

Затем улыбающийся человек махнул рукой в перчатке, развернулся и побрел прочь – в ту же сторону, откуда вышел всего несколько минут назад неизвестно зачем и для чего.

Инстинкты велели Джеку стоять на месте.

– Меня зовут Джек, – крикнул он улыбающемуся человеку вдогонку, когда чутье сказало сделать и это тоже. Ведь если человек так ценит манеры, он сам их не преступит, когда те предписывают назваться в ответ. Особенно если добавить, как положено, как учила его Роза: – Джек Самайн.

Он принялся ждать ответа, но, похоже, не сработало: человек даже не остановился. Однако обернулся. Как раз в тот момент, когда Джек решил, что этого так и не случится. Жуткий оскал, зовущийся улыбкой, с которым человек ему ответил, определенно будет преследовать Джека в кошмарах, как и запах лета, который ветер вдруг закрутил вместе со словами и швырнул ему в лицо:

– Джек Самайн, значит? Что ж… Приятно познакомиться, Джек. Если ты Самайн, то я Ламмас.

5

Что посеешь, то тебя и пожнет