Самайнтаун

«И чем я только это заслужила?» – подумала она, глядя на свои обездвиженные ноги, замызганные грязью до колен. На светлых джинсах коричневые пятна смотрелись вопиюще, а ветер, гоняющий золотые листьями с парами яблочного пунша, будто бы смеялся над ней. В таком взвинченном состоянии она вот-вот расхохоталась бы тоже – или расплакалась, но ей на плечо легла тяжелая рука.

– Франц?

Облегчение приоткрыло ее губы, но досада закрыла их обратно. Человек, возникший из-за развивающихся краев ярко-красного шатра, был Лоре однозначно незнаком. Ибо, увидев его единожды, она бы точно не смогла забыть: такую кошмарную улыбку и на миллион людей не встретишь! Лицо смотрелось неестественно, словно незнакомец слепил его из воска. Лора ойкнула и случайно проглотила вишневый леденец, который все это время прижимала языком к внутренней стороне зубов.

Человек, стоящий над ней, был невероятно высок по ее меркам – даже выше Франца. Широкая платформа черных кожаных ботинок не только добавляла ему роста, но и каким‐то образом скрадывала все шаги: Лора даже не услышала, как к ней кто‐то подошел. Впрочем, если бы не безумная улыбка, Лора нашла бы этого мужчину вполне симпатичным: тонкие и острые черты, волосы всего на несколько тонов темнее волос Лоры, но вот глаза – на целых десять. Руку, которую она рефлекторно с себя смахнула, облачала велюровая перчатка. На другой позвякивали кольца – кованые, из серебра плетенные, как венки и прутья.

– Лорелея Андерсен? – спросил человек, и Лора кивнула против воли, даже если не любила, когда к ней обращаются полным именем. – Я хочу кое-что у вас купить.

Лора бегло глянула по сторонам – он что, спутал ее с какой‐нибудь торговкой? – а затем, убедившись, что рядом с ней точно нет прилавка, да и на одну из местных мамбо она никак не тянет, посмотрела на странного человека еще раз.

– Купить? Вы типа хотите заказать у меня чертеж? Все заявки я принимаю по электронной почте, если что. Сходите в ратушу, там вам дадут мой адрес.

И она схватилась за колеса, торопливо уезжая из-под пустого навеса. Там она пряталась от не по-октябрьски зефирного солнца, непоседливых туристов, страха и самой себя, но теперь ей хотелось спрятаться от незнакомца. Лора решила не оглядываться на него лишний раз – говорят, психи принимают такое за проявление интереса, – и молча покатилась прочь, обратно к центру рынка. Еще минуту назад она спасалась от толпы, а теперь – внутри нее.

– Мне нужен не чертеж, – раздалось там же, за спиной. – Я хотел бы купить вас.

– Чего? – Лорелея затормозила, ее негодование от услышанного так раздулось, что само налегло на тормоз. – Фу! Я таким не занимаюсь!

– Но и плачу я не деньгами.

– Ха, тем более.

– Я плачу исполнением желаний. Способом вернее тех, что добывают на кладбищенских рынках или выменивают у дев с сиреневой кожей.

Колеса окончательно встали. Лора повернулась.

Незнакомец держал в руке золотые ножницы и маленький прозрачный пакетик, из которого они свободно выскользнули ему в ладонь. Изящные швейные, с округлыми ручками, покрытыми тонкой резьбой, изображающей перья, и такими же тонкими остриями, складывающимися в птичий клюв с шурупчиком вместо глаза. Их называли «лебедиными», и ради них Лора весь последний месяц работала день и ночь, пачкала рукава в грифеле с черной тушью, переделывала макеты по требованию придирчивой и дотошной Душицы, которую вечно не устраивало, где развешиваются фонари, а где – плакаты. Именно эти ножницы должны были освободить ее или – допускала Лора, но лишь где‐то глубоко внутри – в очередной раз уничтожить ее мечты.

Эти ножницы лежали у нее в куртке, но каким‐то образом исчезли.

Она оставила на подлокотниках кресла мелкие царапины от ногтей, настолько сильно сжала их пальцами, когда похлопала себя по внешним и внутренним карманам, убеждаясь, что те действительно пусты. «Обронила! А ведь специально держала их так близко к сердцу! Или… Или он вытащил? Украл?!» Последняя догадка заставила Лору окрыситься, страх лишиться последней надежды окислил все другие ее чувства.

– Хорошие ножницы, сильная вещь, – принялся нахваливать реликвию Душицы человек, вертя их, золотящиеся в лучах солнца, на расстоянии вытянутой руки. – Опасная сила. Ими лебединым девам крылья перерезают, еще в детстве или в юности, чтобы навеки в людей их превратить. То и дар, и проклятие, как самой лебедем быть. Можно от бремени избавиться, если то действительно лишь бремя, а можно избавиться от кого‐нибудь еще…

Человек наклонил ножницы, повертел их в пальцах, и свет заиграл на зазубринах, оставленных веками, на протяжении которых реликвия кочевала по миру, из семьи в семью, от перьев к коже, из зла в добро. Но все, о чем могла думать Лора – о той бездонной пропасти, что вдруг разверзлась между ножницами и ней.

И Лора бросилась в нее с головой. Колеса взвизгнули, перерезав даже людские голоса вокруг, когда Лора быстро подкатилась обратно к человеку и выхватила реликвию у него из рук. Тот отдал ножницы без сопротивления, даже опустил руку пониже, чтобы она точно смогла до них дотянуться.