Самгук саги Т.3. Разные описания. Биографии

Пак Чесан. <Его иногда называют Момаль>. [Он] был потомком основателя Хёккосе, внуком в пятом колене исагыма Пхаса. Его дед — кальмунван Адо, а отец — пхаджинчхан Мульпхум. Чесан дослужился [до должности] кана

области Самнянджу. Еще раньше, в начальном году правления вана Сильсона (402 г.), в году имин, когда заключили мир с Вэ (Японией), японский государь попросил, чтобы сын вана Намуля Мисахын стал заложником. Ван Сильсон уже давно досадовал на то, что ван Намуль посылал его заложником в Когурё[1268], и задумал отвести душу на его сыне. Поэтому /1397/ не отказал [японскому государю] и отослал [Мисахына]. А в одиннадцатом году правления, в год имджа (412 г.), [государство] Когуре захотело получить в заложники Покхо, старшего брата Мисахына. Государь послал и его. И вот когда на престол вступил ван Нульджи[1269]

, он задумал отыскать красноречивого мужа и отправить его [за братом]. Прослышав о том, что три человека, кан Суджучхона Польбомаль, кан Илличхона Куринэ и кан *Инчхона Пхаро, обладают мудростью и познаниями (умом), он призвал их и спросил: “Два моих младших брата находятся заложниками в двух государствах — Японии и Когурё. Многие годы они не возвращаются, поэтому из-за братских чувств мои мысли не могут успокоиться, и я хочу вернуть их живыми. Как же можно это [осуществить]?” Три человека ответили одинаково: “Мы слышали, что кан области Самнянджу Чесан отважен и мудр, поэтому [он] сможет найти решение беспокоящих Ваше величество проблем”. Тогда государь, повелев Чесану предстать перед ним, сообщил о том, что сказали трое сановников, и попросил исполнить. Чесан ответил: “[Ваш] слуга (я) глуп и бесталанен, но разве осмелится не подчиниться [Вашему] повелению?” И немедленно он отправился в качестве посла в Когурё и обратился там к государю: “[Ваш] слуга слышал, что нормой добрососедских отношений между государствами являются /1397

/ искренность и доверие. Обмен же сыновьями в качестве заложников не только не достоин поведения Пяти гегемонов[1270], но представляет последнее дело гибнущих династий. Нынче любимый брат нашего государя уже почти десять лет находится в таком положении, и наш государь, движимый мыслями о братской помощи [попавшему] в беду, совершенно утратил покой. Если великий государь милостиво возвратит брата, ущерба не будет никакого, как если бы девять быков обронили один волос. Благодарность же нашего вана Вам, великий государь, была бы неизмеримой. Подумайте об этом, государь!” “Согласен!” — сказал ван [Когурё] и разрешил им вернуться вместе. Когда они возвратились на родину, государь [Нульджи] обрадовался и, благодаря [Чесана], сказал: “Мне кажется, что два брата у меня как две руки — левая и правая. Нынче я получил только одну руку, и как же быть дальше?” Чесан ответил: “Хотя мои способности ничтожны, но я служу (отдаю себя) родине и никогда не оскорблю [Вашего] повеления. Когурё — конечно, великое государство и его ван — мудрый правитель, поэтому [Ваш] слуга смог убедить его единым словом, но что касается японцев, то одними словами их уговорить не удастся и возвратить государева брата можно будет только хитростью и обманом. Когда [Ваш] слуга отправится к ним, прошу объявить, что я отвернулся от родины, чтобы те услышали об этом”. И затем, /1399/ поклявшись своей жизнью (смертью), он, даже не повидав жену и детей, поспешил в Юльпхо, где сел на корабль и направился в Японию. Узнав об этом, его жена бросилась к заливу, увидела [вдали] корабль и с громким плачем прокричала: “Счастливого возвращения!” Чесан обернулся: “Я по повелению [государя] еду во враждебное государство. Не надейся снова увидеть меня!” Продвигаясь вперед, вступили в Японское государство. Поскольку он прибыл как изменник, японский ван сомневался в нем. А до этого люди из Пэкче прибыли к японцам и наклеветали, что Силла вместе с Когурё собираются напасть на государство вана. Японцы послали дозорный отряд, чтобы обойти границы Силла извне, а тут как раз вторглись когурёсцы и перебили весь японский дозор. Так японский ван убедился, что слова пэкчесцев являются правдой. Также он услышал, что государь Силла заточил в темницу семьи Мисахына и Чесана, и поверил, что Чесан и в самом деле является изменником. Тогда он направил войско, чтобы напасть на Силла, а Чесана и Мисахына сделал военачальниками, поручив им одновременно указывать дорогу. Когда они добрались до гористого острова посреди моря, японские военачальники втайне договорились уничтожить Силла, а после, захватив жен и детей Чесана и Мисахына, возвратиться. Чесан, узнав /1400/ об этом, сел с Мисахыном в лодку, сделав вид, будто [они] заняты ловлей рыб и уток. Японцы, увидев это, сочли их беспечными и порадовались. Тем временем Чесан предложил Мисахыну тайком вернуться на родину. Мисахын ответил: “Я почитаю Вас (полководца) как отца. Разве осмелюсь я вернуться один?” Чесан на это ответил: “Если мы вдвоем отправимся вместе, боюсь, наша хитрость не удастся”. Мисахын обнял Чесана за шею и, со слезами попрощавшись, отправился [на родину]. Чесан один лег спать в покоях и встал поздно. Хотел, чтобы Мисахын отъехал подальше. Люди спросили его: “Отчего военачальник встал так поздно?” [Чесан] ответил: “Вчера плавал на лодке, очень устал и не смог встать рано”. Когда они вышли [из его дома], узнали, что Мисахын бежал. Тогда Чесана связали и отправились в лодке преследовать его (Мисахына). Но случилось так, что [спустился] густой туман и настолько стемнело, что ничего нельзя было разглядеть. Чесана вернули вану, и тот сослал его на остров Мокто, но вскоре отправил туда человека, чтобы сжечь его на костре, а потом обезглавить. Государь [Силла], услышав об этом, сильно опечалился и посмертно пожаловал ему чин тэачхана, а его семью щедро одарил. Мисахына вознаградил тем, что женил его /1401

/ на второй дочери Чесана. А прежде, когда прибыл Мисахын, повелел [людям] шести бу[1271] встретить его издалека. [Сам государь], увидев брата, схватил [того] за руки, и они вместе прослезились. Собрав братьев, он устроил пир и радовался бесконечно. Государь сам сложил песню и танец, чтобы выразить свои чувства. Это и есть песня Усиккок, которая и нынче [относится] к [творениям] родной музыки (хянак)[1272].