На этом этапе своих размышлений Оле впервые испытал приступ растерянности. Колодцы, обнаруженные экспедицией, отличались одной особенностью: выход газа и пламени был прерывистым, а его периодичность странно регулярной. Однако здесь, в туннеле, эти фонтанирующие огненные колодцы горели без перерыва. Гаснут ли они на время, как другие? Воображение Оле летело быстрее самолета. Что, если эти колонны пламени внезапно вольются в свои жерла и исчезнут? В темноте он разобьется о стену туннеля, как спелый помидор.
Эта болезненная идея исчезла из его головы, уступив место другой. Одна деталь его неадекватной теории колодцев получила внезапное и самое огорчительное подтверждение. Участок свода весом с полтонны с грохотом разбился о пол туннеля менее чем в сотне ярдов справа от машины. Весь свод, должно быть, трескался под яростной бомбардировкой пламени из этих тысяч гигантских доменных печей.
Теперь Оле впервые обратил внимание на удушающую жару туннеля. Воздух, стремительно летящий навстречу, положительно обжигал. Что, если бензобак взорвется? А если раскаленный докрасна обломок камня подожжет самолет? Из-за сочетания слишком большого количества одежды, слишком сильной жары и слишком слабых нервов Оле начал обливаться потом. Ему было нехорошо. Тем не менее он, как отважный глупец, мчался в недра земли по этому огромному туннелю со скоростью в сто двадцать миль в час. Никакая заносчивая девчонка в коротком платьице не сумеет его превзойти!
Заносчивая девчонка пришла в себя. Она чудесно проводила время. Она только сожалела, что ее отец не видел всех этих милых зверей. Нужно будет привезти ему в подарок яйцо одного из них.
В воздухе начал ощущаться привкус дыма. Они находились не более чем в часе лета от входа. Следовательно, между ними и дневным светом пролегло по меньшей мере сто двадцать миль.
И Оле, и Эдит одновременно подумали, что сейчас они, должно быть, приближаются к заполненному дымом первому кратеру. Быстро выстроив теорию, Оле пришел к выводу, что туннель соединял разрушенный кратер и обширную, зеленую, как рай, котловину. Несомненно, взрыв огромного резервуара с нефтью под первым поднял его дно ввысь, усеяв окружающую пустыню обломками черной породы. Служил ли кратер до своего разрушения таким же логовом доисторических монстров — или, как утверждал Лейн, неудачных имитаций таковых? Очевидно, да.
Предположения Оле подтвердились двояким и вдвойне убедительным образом. Словно мертвое воспоминание из забытого прошлого, в ноздри им ударило тошнотворное зловоние. Они вспомнили лунную ночь в антарктическом океане и душераздирающую вонь ветров, долетавших с пляжа монстров.
Вскоре сквозь густеющий дым они увидели кладбище. Туннель был почти полностью завален гниющими тушами огромных зверей, которые в панике затоптали друг друга в кашу, спасаясь от паров, что в конце концов задушили их воинство.
Заглушив двигатель, Оле заскользил к горе разложения. Как раз в тот момент, когда он развернул самолет, спасаясь от зловония, он увидел второе подтверждение своей теории.
Огромные, медленно передвигающиеся звери, каждый весом с трех взрослых гиппопотамов, в роговых кольчугах и с гребнем зазубренной брони, торчащим вдоль позвоночника от плоской, широкой головы до кончика тридцатифугового хвоста, ползали, как огромные тритоны, по гниющей горе или тяжело плескались в вонючей коричневой жиже у ее основания.
Эти гигантские падальщики не обратили никакого внимания на незваных гостей, с ненасытностью продолжая свое грязное пиршество. Вся разлагающаяся груда кишела ими. Об их количестве можно было только догадываться, потому что конец туннеля был невидим сквозь мутный дым. Исследователи в точности не знали, находились ли они в миле или двадцати милях от разрушенного кратера.
Они решили, что пришло время улетать. Оба чувствовали слабость от ужасного зловония. Оле разогнал двигатель до предела. Внезапный рев вспугнул хлопающую крыльями орду мелких падальщиков, которых они ранее не заметили в тусклом свете — те были почти такого же цвета, как их кощунственная еда. Теперь они появлялись тысячами, облако за облаком длинношеих рептилоидных птиц с крыльями летучих мышей. От кончика до кончика их кожистые перепонки простирались в среднем на добрых восемь футов; на шестифутовой шее жадно тянулась вперед ухмыляющаяся голова размером с лошадиную. Жесткие круглые глаза, похожие на глаза гигантских змей, каменным взором уставились на незваных гостей, оценивая их пригодность как пищи. Бесцельно лязгающие шестидюймовые зубы наполнили воздух отвратительной какофонией.
То ли их собственный отталкивающий пир был нм больше по вкусу, то ли птицы-рептилии по натуре были падальщиками миролюбивыми и не склонными к дракам, но только они довольствовались тем, что стаями кружили вокруг неизвестной птицы двадцатого века. Их родословная насчитывала миллионы лет; этот парвеню вчера был младенцем. Бросая жесткие, полные презрения взгляды, они вскоре широкими спиралями вернулись к прерванной трапезе.