Читаем Самоидентификация полностью

Странное, приторное послевкусие разговора. Мне нужно около десяти минут, чтобы медленным шагом дойти до нее, но я хочу просто подышать воздухом, уложить в голове все, что в нее стукнуло за последние сутки. И это оказывается делом довольно трудным. Разрозненные факты разлетаются во все стороны. Похороны Толика и мое возвращение в Питер должны идеально совпасть по времени. Я не смогу пойти туда, даже если кто-то меня призовет. Впрочем, всем плевать. Кроме, разве что, плаксивой гришиной девушки, которую я не отказался бы поиметь в коленно-локтевой позе. Не заняться с ней сексом, или, как принято говорить, любовью, не совершить акт совокупления, даже не трахнуться. Именно поиметь ее. Черт, я ловлю себя на мысли, что режим половой жизни, который устроила Лена, здорово давит мне на психику. Но я всегда предпочитал здоровый, стабильный секс с одной девушкой каким-либо судьбоносным блядкам. И с этого трудно переориентироваться. Возможно, у меня просто никогда не было времени искать новых партнерш. Почему-то у меня перед глазами всплывает программа о мумификации с какого-то канала типа «дискавери». Точнее – одна ее сцена, где показывают, как теряет все, кроме скелета, одиноко лежащий труп крысы. Как редеет шерсть. Как исчезает плоть. Как с многолетними переменами дня и ночи рассыпается в прах скелет. Мысли об этом оказываются так сильны, что я испытываю жуткий страх, и меня тянет пойти к Ире – просто чтобы не быть одному.


Лиза подходит ко мне на кухне, и я едва не отталкиваю ее от неожиданности. Потом обнимаю. Стараюсь сосредоточиться на своем безразличии. Пока не очень удачно, и у меня плавно, неторопливо встает. Внизу шумно. Только что утихли мощные удары. Удары по дверному косяку – это было ясно по распространению звука. Два часа ночи.

Через какое-то время раздаются крики. Они затухают. Потом снова появляются в районе подъезда. Я смотрю из окна кухни вниз. Около подъезда стоит микроавтобус. Люди в черной форме заводят в него источник крика. Некоторое время осматриваются. Садятся, закрывают двери и уезжают.

- Жутко как, - бормочет Лиза и прижимается ко мне.

- Бывает.

- Скажи, что у нас все будет хорошо.

- Ну… знаешь…

- Нет, ты просто возьми и скажи, не надо больше ничего.

- Да, милая, - вздыхаю. – У нас все будет о т л и ч н о.

Она целует меня в шею.

- Я в постель.

- Ага. Скоро буду.

Продолжаю смотреть в окно. Ухоженная клумба. Недавно поставленные по команде какого-то депутата скамейки, на которых еще сохранились надписи о том, что это за депутат.

Завтра из отпуска приедут родители Лизы, и квартира станет недоступна для свиданий. Но это уже неважно. У меня в сумке дома лежат билет и необходимые вещи. Я представляю себе сумку. Ее вес, объем, содержимое. Я перемещаю в ней с собой все материальное наполнение жизни. А эта девочка считает, что главное в этой жизни – она.

Мало ли.


Ира одета в домашний халат до колена, и в нем она не кажется непропорциональной и уродливой. Это значит, что лучшее в ее пышных формах сохранено. Почему это меня должно беспокоить?

- Привет. Извини, что с пустыми руками.

- Глупости, - махает рукой. – Проходи.

Ее грудь придержана в тонусе, что расшифровывается как наличие лифчика, но наличие остального нижнего белья под вопросом. Волосы немного влажные. Принимала душ. И начала его принимать, вероятнее всего, после звонка. В комнате, куда она меня проводит, на журнальном столике стоят вино, пара крупных бокалов для красного и что-то из закуски, что я старательно игнорирую. Как ни странно, я совершенно не голоден.

- Подождешь немного – я подсушу волосы, ага?

Игривое «ага» едва не вызывает у меня приступ истерического смеха. Киваю.

- Я присяду?

- Разумеется.

Бутылка на столе снабжена этикеткой, гласящей «IНКЕРМАН». Красное полусухое. Середнячок для этой местности. Бокалы довольно тонкого стекла. Марку не распознаю. Вроде не «Pasabahce», и на том спасибо.

Ира возвращается довольно быстро, и шум фена откуда-то то ли из ванной, то ли из кухни не успевает мне надоесть. Я изучаю содержимое серванта и поражаюсь тому, как спокойно мне стало здесь.

Голубой банный халат, перепоясанный кушаком, неплохо лежит на ее сильно попорченной неправильным питанием фигуре. Мне кажется, у нее шестой размер груди, ее волосы все еще не совсем сухие и вьются, ее лицо украшено тушью и губной помадой, что входит в некоторый диссонанс с тем, что она не успела высушить волосы. Помада бледно-красного цвета – она явно старалась не переборщить, выглядеть вроде как естественно, обыденно, но пробелы в ее плане слишком очевидны. Господи, о чем она думает, подходя сейчас и садясь рядом? О чем я думаю, глядя на ее пухлые ноги, оттопыренный зад, заметно обвисший животик, выпяченную, хотя и без того заметную грудь под халатом?

- Быстро нашел?

- Ну да. Края-то родные.

- Выпьем? – скромно предлагает, взглядом давая наводку на бутылку.

- Ну, не смотреть же, - улыбаюсь.

Хихикает. Передает мне бутылку и вытянутый из кармана штопор.

- Джентльмен, - кивает.

- Честь для меня, - ухмыляюсь и открываю бутылку; разливаю по бокалам.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее