Самоидентификация

Пашка прикуривает полученную сигарету и садится на скамейку напротив. Гриша и Слава продолжают стоять.

- Только что? – спрашиваю.

Жора молчит. Махает рукой. Девушка рядом с Жорой всхлипывает. Молчит. Я вижу ее лицо, но оно мне совершенно незнакомо. Лицо довольно симпатичное. Блондинка.

- Значит, все до завтра. Раз мы ничего уже не сделаем, - неуверенно произносит Гриша и жестом призывает девушку встать.

Девушка встает и обнимает его.

- Пиздец, пацаны, - вздыхает Слава и молча уходит.

Я стою и не совсем понимаю, что делать в этой ситуации мне.

- Завтра созвонимся, - кидает им вслед Пашка и вопросительно оборачивается на Жору. – Он сказал, когда похороны?

- Нет, - Жора кладет мобильник в карман куртки. – Он вообще в говно был, по ходу. Собственно, удивительно, что он вообще набрал меня.

Пашка остолбенело смотрит на него, но ничего не говорит и продолжает курить. Отворачивается.

- Погуляли, - черт те к чему мямлю я.

- Ну да, - кивает Пашка. – Отметили твой приезд.

Меня начинает охватывать дрожь. Странный, смешанный набор чувств. В голове постепенно формируется мысль, что человек, которого я еще вчера видел живым и с которым у меня произошел конфликт, теперь представляет из себя неодушевленный кусок холодного вещества. Пустое тело. Худое и иссохшее, измученное привычками владельца. Меня подташнивает, и я ощущаю холод улицы сквозь куртку. Комплекс вины?

- Я пойду, наверное. Зря только тащился, - кидает Пашка, встает, жмет руку Жоре, задумавшись, пожимает руку мне и уходит, кинув напоследок на меня странный взгляд.

- Меня причислят к списку виновных, - констатирую факт, присаживаясь рядом с Жорой и доставая пачку сигарет.

- Наиболее вероятно. А тебя это сильно беспокоит?

Я прокручиваю в голове то, как Жора сообщил информацию о смерти Толика. Прокручиваю саму фразу и поражаюсь кое-чему, что я слышу в голосе Жоры и сейчас. Спокойствие. Безразличие. Я задумываюсь, у кого из нас больше этого философского отношения к жизни и событиям вокруг. Парится ли он больше меня или хотя бы также? Парюсь ли я? Да, однозначно. Из-за уровня заработной платы, из-за ипотеки, из-за квартплаты, из-за технического состояния машины, из-за уймы документов, из-за налогов, из-за неуплаченных штрафов, из-за судов по мелким неуплатам. Есть хоть что-то из этого у Жоры? У него есть жизнь от зарплаты до зарплаты и первые необходимости. Он гораздо меньше меня беспокоится из-за жизненных невзгод. У него меньше поводов. Он свободнее меня? Перед глазами встает озлобленное лицо Толика.

- Ты куда-то собираешься?

- Да нет, вроде, - Жора жмет плечами. – Хотя…

- Ну?

- Неплохо бы проведать квартиру его. Чтобы эта баба не вынесла все, за что его можно похоронить. Боюсь, как бы процесс уже не пошел.

- А смысл? – не понимаю.

- Подрастешь – поймешь. Мне надо зайти в квартиру. Будешь мерзнуть или зайдешь?

- Буду гостем.

Мимо проходит обездоленная и безумная бабка. Везет с помойки на своей телеге с разными колесами сломанную складную сушилку для белья. Я захожу в подъезд, задерживая, на всякий случай, дыхание.

В квартире Жоры убрано, но как-то серо. Обои устали уже не первый год как. Паркет зацарапан. На кухне воздух еще более спертый, чем на жилой площади и попахивает гнилым табаком. Странно, что не воняет, кажется мне. Жора отходит в туалет. Я смотрю через окно – обычную деревянную раму, покрашенную белой краской, – на двор, припаркованные машины, сидящую на лавочке на детской площадке молодежь с трехлитровыми баклагами пива. На не мытую уже давно раковину. На оббитый сине-белый кафель кухни. Жора споласкивает руки и выходит.

- Погнали. Быстро и незаметно, - усмехается.

Мы доезжаем на его «волге» до дома Толика за несколько минут. Осматриваемся, как воры, и заходим в подъезд. Палец Жоры уже тянется к кнопке звонка, как я кое-что замечаю.

- Стой! – полушепотом. – Дверь.

Жора передумывает звонить, и тоже обращает внимание на то, что дверь открыта. Хмыкает. Осторожно, пальцем нажимает на уродливый дермантин, заставляя дверь открыться.

- С пустыми руками? – шепчу.