Один из основных мотивов, согласно которым самосострадание превращается в прощение, — осознание того, что все мы люди. Как уже говорилось в главе 4, когда мы видим в людях отдельных индивидуумов, управляющих своими мыслями и поступками, нам просто обвинять тех, кто причинил нам боль, — подобно тому, как мы обвиняем за прегрешения самих себя. Но когда нам удается осознать взаимосвязь, мы видим: на то, какие мы есть, и на то, как мы поступаем, постоянно влияет бесчисленное множество различных факторов. Мы начинаем понимать: невозможно полностью возлагать вину за что-либо на какого-то одного человека — в том числе и на себя. Каждое сознательное существо зависит от огромного количества взаимосвязанных причин и условий, которые влияют на наше поведение. Такое понимание часто становится ключом к прощению себя и других, позволяя гневу и обиде угаснуть, а вам — обрести сострадание ко всем.
Что касается меня, то я знаю: прощение себя за то, что я предала и бросила первого мужа, и прощение отца за то, что он бросил меня и не общался со мной, тесно связаны. До того как распался мой первый брак, я судила отца со всей строгостью и очень на него злилась. Говоря о нем с друзьями, я всегда закатывала глаза и отпускала саркастические комментарии по поводу того, как просто и буднично он оставил нас с братом. «Свободная любовь, детка, никаких привязанностей. Так поступают настоящие хиппи». Но я никогда напрямую не демонстрировала отцу свой гнев. Наши отношения висели на такой тоненькой ниточке, что, казалось, она не выдержит и малейшего натяжения. Во время своих редких визитов я обычно надевала маску «милой дочурки», чтобы сохранить жалкие крупицы наших отношений. Стоило нам расстаться, я поносила его на чем свет стоит — за глаза. Вряд ли это можно назвать здоровыми отношениями, но я только так могла справляться со сложными чувствами — обидой, злостью и потерянностью.
А потом я ушла от Джона ради Питера. Не по злобе, не потому, что Джон мало обо мне заботился, а потому, что была отчаянно несчастна и хотела — жаждала! — свободы. И поступила так, как, я думала,
Помню, как я разговаривала с отцом по телефону за несколько месяцев до того, как выйти замуж за Руперта. Каким-то образом я набралась смелости и высказала ему всю правду о той боли, которую он мне причинил. Думаю, смелости мне придало самообладание, которому я училась, практикуя медитацию. Отец без особого восторга отнесся к этой новообретенной честности. Он засуетился, перешел в оборону: «В этом наша карма, всему есть своя причина», — заявил он. «Да пошел ты со своей кармой!» — заорала я, швырнула трубку и разревелась.
Руперт тщетно пытался меня успокоить. Мне надо было на полную катушку испытать и ярость, и боль. Во мне росло чудовищное чувство, что меня отбросили за ненадобностью, и это чувство грозило меня уничтожить (по крайней мере, тогда так казалось). Я вступила в темную зону, но понимала, что настало время полностью осознать свое горе.
И в то же время я думала о горе и боли, которые причинила Джону. Особенно остро я это почувствовала, случайно столкнувшись с ним на вечеринке, которую устраивал наш общий друг. В его взгляде был такой упрек, что я замерла на месте, а потом развернулась и сбежала. Меня корчило от стыда. Моей первой реакцией было смиренно принять отношение Джона, ведь я заслуживала его своим ужасным поведением. Я все глубже погружалась в депрессию. К счастью, Руперт, который также каждую неделю ходил на занятия по самосостраданию, не дал мне захлебнуться и поддерживал, пока мне не удалось сделать несколько глубоких вдохов. Он напомнил мне, что одной из причин, почему я вышла замуж не за того человека, была неуверенность, рожденная поступком отца. Я просто продолжала цикл неправильных решений, основанных на терзавшей меня боли. Руперт побуждал меня проявить сострадание к собственным ошибкам и прекратить себя судить. Я старалась как могла.