Самострел

Не успели москвичи порадоваться такой удаче, про себя пожалев, что не валяется рядом огромное количество трупов, как заорал не своим голосом замполит:

— В броню! Скорее вниз!

Последнее, что увидели, ныряя в машину, журналисты, — это были надвигающиеся на дорогу со всех сторон густые зеленые деревья.

В жаркой утробе бронетранспортера тесно и душно. Движения скованны, и пот по лицу.

Звенел металлом голос Малькова. Трещал переключатель приема и вызова. «Третий? Я первый! Как обстановка? Обстановка, спрашиваю, как?

Заметили группу передвигающихся духов? Да, замаскированы под мирных жителей! Да, за деревьями прячутся и в кяризах прячутся! Держите на прицеле! Да! Понял! Нет, стрельбу не начинать! Что? Безоткатное орудие? Два? И гранатометы? Если будут нас жечь — сразу уходите! Приказываю!!!»

— Ох, и жаркая может быть ситуация! — заорал замполит, глядя на сжавшихся журналистов, которые схватились руками за каски и сильнее пытались натянуть их себе на уши. — Сейчас гранаты приготовлю. Потом, когда заваруха начнется, вам отдам. Вы тогда не затягивайте. В случае чего — прижимаете к животу и за кольцо дергаете. Тогда уже точно — кишки наружу и тело в ошметки. Лучше самим в таком случае подорваться, чем без сознания в плен попасть. Нас-то они сразу убьют, а вас, журналистов, мучить будут, издеваться. Нет, тут уже лучше наверняка. Сразу. Представляете, как духи охренеют — за вами живыми охотились, а получили бесформенные куски мяса, железом нашпигованные. Фигу им, а не советских журналистов!

И Мальков радостно захохотал, постоянно щелкая тангентой.

Сереженьку внезапно вырвало. Смрад ударил в ноздри солдат. Толик икнул пару раз и последовал примеру коллеги. Солдаты, задыхаясь, отпрянули от журналистов, стараясь тянуть воздух ртом, а не ноздрями.

— Огонь!!! — заорал Мальков, надеясь, что запах пороховых газов хоть как-то нейтрализует чрезвычайную вонь и пусть чуть-чуть, но приведет в чувства москвичей.

Дружно ударили автоматы и пулеметы, но Сереженька с Толиком этого уже не слышали, так как были они почти без сознания. А бойцы все лупили и лупили по деревьям, задыхаясь от вони и мстительно представляя, что расстреливают в эту самую минуту они пассажиров, принесших им столько неприятностей.

Полдня убил в Ганихейле Мальков на то, чтобы хоть как-то привести в чувство журналистов, отпоить их зеленым чаем, дать выспаться в теньке на армейских матрасах и отмыть командирский бронетранспортер, столь основательно загаженный храбрецами из Москвы.

В бригаду армейская колонна вернулась лишь в сумерках.

Вытянувшийся в струнку Мальков четко доложил командиру бригады о том, что в ходе прорыва к Ганихейлю произошло боестолкновение, в котором особенно отличились «прикомандированные представители средств массовой информации». Переминающиеся с ноги на ногу рядом с Мальковым москвичи, больше похожие на побитых собак, чем на бравых солдат, оживились и стали с интересом слушать майора.

— Боестолкновение? — слишком картинно удивился комбриг.

— Сражались? Отличились? — обрадовался начпо.

— Так точно, — серьезно подтвердил Мальков, — с вражеской стороны даже убитые ими имеются. Разведчики проверили.

Все это время Сереженька с Толиком думали, что офицеры над ними смеются, но, глядя на торжественно-значимые лица командиров, подумалось журналистам, что, может, и в самом деле они сражались и даже кого-то убили. Если посудить, то они помнили стрельбу, громкие и рваные команды, а затем снова стрельбу. А может, они и в самом деле стреляли?

— Сражались, товарищ подполковник, — звенящий от радости Мальков рассеял последние сомнения москвичей и окончательно укрепил их в героических поступках, — еще как сражались! Отдайте их к нам в батальон! Просто отменные командиры!

— К столу! — радостно заорали комбриг с начпо, глядя, как розовеют щеки журналюг и выпячиваются их груди.

В тот вечер веселье у комбрига особенно удалось.

Мальков постоянно рассказывал о прошедшем бое, от стопки к стопке прибавляя подробностей.

Комбриг и начпо шумно восхищались мужеством приезжих.

А Сереженька с Толиком раз сто нестройно затягивали — «с лейкой и блокнотом, а то и с пулеметом», но постоянно сбивались на этой строчке, так как присутствующие офицеры требовали стоя выпить за боевое крещение и за то, что убитых духов стало больше на два десятка…

К финалу беспорядочного и разнузданного застолья, закончившегося, как обычно, в бассейне комбрига, где Сереженьку с Толиком ласково поддерживали все те же официантки, превратившиеся в полуобнаженных нимф, наши герои знали о себе следующее:

— в ходе боестолкновения с неустановленной бандгруппой в районе населенного пункта Ганихейль журналист Центрального телевидения Сергей Анатольевич Прилепко заменил контуженого пулеметчика и кинжальным огнем отсек от дороги душманов, которые в этот момент занимались ее минированием, уничтожив при этом более десяти басмачей, среди которых находились и наемники из Пакистана, тем самым позволив советской колонне прорваться к осажденному Ганихейлю;