Эксперимент, подобный описанному Одоевским в «Последнем самоубийстве», ставится в романе «Идиот» (1868). Объект— молодой человек, умирающий от чахотки, которому — устами студента-медика, «материалиста, атеиста и нигилиста» — объявлено, что жить ему осталось около месяца (8:323). Этот молодой человек находится в ситуации «приговоренного к смерти», согласно с законами природы. Что испытывает приговоренный? Как он действует? Герой Достоевского не желает «благонравно выдержать срок приговора». Зная, что он теперь «вне всякой власти суда», он чувствует себя способным «убить кого угодно» или «сделать что-нибудь самое ужасное» (8:342) и в конце концов приходит к мысли о самоубийстве: «Наконец, и соблазн: природа до такой степени ограничила мою деятельность своими тремя неделями приговора, что, может быть, самоубийство есть единственное дело, которое я еще могу успеть начать и окончить по собственной воле моей. Что ж, может быть, я и хочу воспользоваться последнею возможностью дела! Протест иногда не малое дело…» (8:344). Ипполит излагает свои мотивы в пространном документе, своего рода предсмертной объяснительной записке, обращенной, в соответствии с конвенциями жанра, к полиции и публике: «Мое „Объяснение“ достаточно объяснит все дело полиции. Охотники до психологии и те, кому надо, могут вывести из него все, что им будет угодно. Я б желал, однако, чтоб эта рукопись предана была гласности». «Гласности» он желает предать и свое тело: «завещаю мой скелет в Медицинскую академию для научной пользы» (8:342). Огласив свое «Объяснение» вслух собравшимся гостям, юноша нажимает курок. Осечка. Итак, дело осталось несделанным, но слово сказано.
Положение Ипполита — это символическая модель состояния человека эпохи позитивизма и атеизма: если нет бессмертия души, то каждый человек находится в положении приговоренного к смерти[450]
. Будучи «нигилистом», Ипполит рассуждает о смерти так, как будто законы природы являются единственной силой, организующей миропорядок; он страдает не только от чахотки, но и от безверия. Достоевский использует историю Ипполита как своего рода экспериментальный проект по изучению реакций человека, убежденного в своей неминуемой и окончательной смерти, т. е. атеиста. Оказавшись в таком положении, подопытный логическим путем приходит к мысли об убийстве и к попытке самоубийства. В романах Достоевского этот эксперимент воспроизводится затем еще несколько раз, при варьируемых условиях. Кириллов и Иван Карамазов выступают как другие такие подопытные экземпляры. В целом эксперимент подтверждает теоретические построения Канта: жить моральной жизнью возможно, только если мы верим, что в распоряжении каждого из нас — безграничное количество времени, т. е. для того, чтобы была возможной мораль, человек должен верить в бессмертие души[451].Прибегая к экспериментальному методу, Достоевский вступил в соревнование с позитивистами на территории врага: убедительным для них образом он продемонстрировал, что проект позитивистов-атеистов — устранить из человеческого сознания Бога — логически приведет к крушению морали и в конечном итоге к уничтожению человечества путем убийства и самоубийства. Вопреки мнению Золя, не метафизический человек, а новый человек, атеист, был обречен на смерть — на самоубийство.
Достоевского-исследователя интересовал не только конечный результат ситуации, но и психологическое состояние человека, «приговоренного к смерти». Как он заметил в «Записках из Мертвого дома» (1861), своего рода дневнике тюремных наблюдений, «я старался вообразить себе психологическое состояние идущих на казнь» (4:152). В своих романах он неоднократно пытался реконструировать психологическое состояние человека перед лицом смерти. В «Идиоте» Мышкин, который вновь и вновь обращается к этой теме, выдвигает гипотезу, что главное страдание состоит в абсолютной уверенности в неизбежности смерти, т. е. конечности (или ограниченности) оставшегося времени: «А ведь главная, самая сильная боль, может, не в ранах, а вот что вот знаешь наверно, что вот через час, потом через десять минут, потом через полминуты, потом теперь, вот сейчас — душа из тела вылетит, и что человеком уж больше не будешь, и что это уж наверно; главное то, что