А еще здесь есть еда. Крокеты из юкки и сыра с трюфелем. Хрустящие пельмешки с начинкой из утки и черного крота. Все эти блюда приготовлены на настоящем огне. Дымящиеся тарелки появляются из панелей в стенах.
– Хочешь к ним шампанского? – спрашивает у меня Срин.
Наверняка она пытается меня подколоть, но мне плевать.
– А вода есть?
– Со вчерашнего вечера ни капли. Херон истратил всю воду на ванну.
– Это даже ванной не назовешь, – откликается Херон. – Больше похоже на обтирание губкой.
– Разве эта машина не собирает дождевую воду? – Зура бросает взгляд на панель управления полетом, которая сейчас переключена в режим автопилота. – Вода есть в пузырях твоего костюма, Фрей.
– Отлично. Только обязательно называть их пузырями?
Я нахожу на плече трубочку, высвобождаю ее из клапана и подношу к губам. На вкус вода вполне нормальная.
– М-м-м-м, температуры тела.
Во всяком случае, это не отфильтрованный пот – или что похуже. Хотя после двух дней жажды я наконец понимаю, почему десантники носят эти костюмы. В дикой местности смертельную опасность представляют не змеи или скорпионы. А голод и жажда.
И еще прыгающие мины.
Кол, должно быть, тоже голоден, но почему-то ничего не ест. Он не отрываясь смотрит на эйрскрин шифровальной книги.
Возможно, сейчас ему проще заниматься планированием военных действий, чем думать о матери, оказавшейся в доме на момент бомбежки. Или размышлять о брате, который снова и снова смотрел повторяющийся в новостях ролик, не в силах что-либо изменить.
Я хочу сказать ему что-то утешительное и не нахожу подходящих слов. Моя собственная мать была убита еще до моего рождения. Она для меня не более чем выдумка на экране – лицо, в котором мы с Рафи отыскивали знакомые черты. Ее неизменно широкая, как и у нас, улыбка, тонкие руки, приобретенные нами с возрастом.
Поэтому в некотором смысле она всегда будет рядом со мной.
В голове всплывает лишь один вопрос к Колу:
– Ты уже решил, куда их отвезти?
– Мы прибудем в Пас до наступления темноты. Там использование шпионской пыли незаконно, а местный совет ненавидит Шрив. Идеальное место для отправки распоряжений. – Кол оборачивается к брату. – Сколько солдат нашей армии осталось? Шифровальная книга не дает мне этих данных.
Тео отрывается от еды.
– Не знаю. Каждый раз, передавая сигнал, подразделение увеличивает вероятность быть замеченным. Поэтому я не пытался их посчитать.
Кол хмурится:
– Тогда чем они все это время занимались?
– Мы отдали всем общий приказ прятаться, – вмешивается Срин. – Я говорила Тео, давай проведем несколько скоординированных атак, но ему не хватило смелости.
– Нет, он поступил умно. – Кол обращается к Зуре: – Теперь нам нужно выяснить, сколько человек у нас есть. Как безопаснее всего это сделать?
– Выбрать точку сбора и позвать всех туда. В этом случае мы сможем сами убедиться, с чем нам предстоит работать.
У Кола загораются глаза.
– Я знаю отличное место.
Он возвращается к шифровальной книге. Ее эйрскрин не превышает размера футбольного мяча. В нескончаемом потоке данных мне удается разглядеть карту гор, несколько подсвеченных городов и подвижную точку – должно быть, мы.
– Кстати говоря, Верховный главнокомандующий, – говорит Срин, – разве мы не отправляли за вами легкий штурмовик? Он подозрительным образом исчез.
Не поднимая головы, Кол отвечает:
– Потерпел крушение в бою. Мы нарвались на прыгающие мины.
– Мины? Вы что, шли пешком?
– Да. А ты притащила на территорию мятежников арендованный лимузин.
– Только мы его не теряли, – огрызается Срин.
Кол ничего не отвечает, но по лицу Зуры я вижу, с каким трудом она сдерживается: обдумывает, можно ли ей треснуть одного из одноклассников Тео.
Поэтому в разговор вступаю я.
– Срин, – спокойно и четко произношу, – солдаты с того штурмовика сражались очень храбро, но погибли. Такое бывает – на войне люди умирают. Именно поэтому мы везем вас домой.
Ее глаза вспыхивают, как если бы она собиралась возразить, но Херон вовремя останавливает ее рукой. Она откидывается на спинку кресла и бормочет:
– Все равно это мой лимузин.
В салоне воцаряется тишина. Зура в знак благодарности едва заметно кивает мне.
Кол, перебирая пальцами, не сводит глаз с эйрскрина. Делает он это неуверенно, словно ребенок, который только учится жестам интерфейса.
Внезапно мне становится трудно уложить одну мысль в голове: он теперь действительно управляет целой армией или, точнее, тем, что от нее осталось. Как может семнадцатилетний парень вести партизанскую войну при помощи штуковины, напоминающей игровой экран?
Всю свою жизнь я считала себя единственной самозванкой. Полагала, будто все остальные абсолютно убеждены в своей реальности, которую я никак не могла понять. Но что, если все они такие же притворщики?
Быть может, в действительности никто из нас не знает, кто мы есть на самом деле.
Доверенность
Только на закате перед нами открывается Тихий океан.