Самшитовый лес

Конечно бред. До сих пор таких домов не строят, где отопления практически не требуется. То ли заявка Сапожникова затерялась, то ли еще почему. И спасательных поясов таких Сапожников ни разу не видел, чтобы раз, надел на себя – и уже надувать не надо, не потонешь. Потому что у Сапожникова характер был не пробивной. Он всегда так считал: нужен буду – разыщут под землей, а не нужен – и толкаться не стану. Так и во всем: жил и дожидался, пока заметят, и старался ничего не просить. Потому что на праздники не просятся. На праздник приглашают.

Глава 10

Шаровая молния

Сапожников убежал из Риги как последний трус.

Так на нем и было написано: трус.

Когда он из Риги заявился к Дунаевым, Нюра отводила глаза от его жалкой размазанной улыбки.

Он еще хорохорился, мужественно хмурил брови и выпячивал грудь, но потом, когда пил чай, сидел за столом тяжелой грудой, снова появлялась эта улыбка, и тогда он становился похож на оседающий в морщинах, пробитый аэростат заграждения или на грязный тающий сугроб на краю тротуара.

– Сапожников, иди к Нюре, – сказал Дунаев. – У тебя вид как у нашкодившего пса.

Сапожников снова улыбнулся, красиво нахмурил брови и пошел на Нюрину половину дожевывать пирожок.

Нюра старалась не смотреть на эти руины изобретателя.

…Тогда, в июне, Нюра зашла и сказала: «Твоя бывшая жена умерла», – и Сапожников ничего не понял, а потом вдруг закричал, и комната стала желтая и круглая, как шаровая молния.

– Выпей скорей, – сказал Дунаев. – И еще выпей.

И Сапожников докончил свою поллитровку.

– Возьми сала.

Была ночь, и они сидели у Дунаевых.

А Нюра погладила Сапожникова по голове и сказала:

– Не казнись. Хуже нет начать казниться.

Дунаев сказал жене:

– Выбей из него эту дурь. Он говорит, что он бездарный. Не хватило таланта, не смог ничего придумать, чтобы вырвать ее из этой помойки, выбей из него эту дурь.

И Сапожников сказал:

– У меня тост. Если есть рай, давайте выпьем, чтобы она была в раю.

Водка была как вода.

Утром они вышли из решетчатых ворот дома и увидели, что первые прохожие идут на работу.

А потом приехал Глеб, и шаровая молния медленно растаяла…

Нюра что-то говорила ему, и Сапожников отвечал:

– Да-да, конечно… само собой.

– Что ты все бормочешь? – сказала Нюра. – Поговори со мной.

– Со мной беда, – сказал Сапожников.

– Ну.

Дунаев на кухне громил посуду. Сквозняк надувал и тормошил ситцевый занавес, отгораживавший Нюрину половину.

– Какая она? – спокойно спросила Нюра.

– Не знаю.

– Значит, влюбился…

– Поехал к Барбарисову по делу – и вот что вышло. – Сапожников кричал сдавленным шепотом. – Я ее вижу все время! Ясно? Мне все опостылело! Ясно? А вы с Дунаевым все время молчите! Ты же все время молчишь!

Нюра ничего не отвечала, только все время убирала прядь со лба.

– Я ничего понять не могу! – шепотом орал Сапожников. – Я не знаю, похоже это на любовь или нет! Какая это любовь, если я помню все свои дурости и ошибки? Любовь должна быть беспечной, а я жду спасителя… Понимаешь? Понимаешь?

Он таращил глаза и разевал рот, как рыба.

– Трус… – медленно сказала Нюра.

И Сапожников опомнился.

– Что ты сказала?

– Трус ты, – припечатала Нюра.

– Я не трус… – сказал Сапожников. – Ты ошибаешься… Просто она очень похожа.

Нюра ничего не ответила. Сапожников посмотрел на нее пристально, уже догадываясь.

– Я тебя правильно понял? – спросил он.

– Иди к телефону, – крикнула Нюра, – иди!

– Я не трус, Нюра. – Сапожников поднялся и вытер лицо. – Я просто забыл, что надо быть храбрым.

Он вышел за перегородку, пузатую от сквозняка, и Нюра слышала, как захрипел и защелкал телефонный диск.

– Междугородная? Я бы хотел заказать разговор с Ригой…

– Не дрейфь, суслик! – тихонько сказала Нюра.

Но он расслышал, конечно.

– Ах, черт возьми, – сказал там, за перегородкой, Сапожников. – Я слышу родимый голос. Спасибо, сержант.

– Почему сержант? – тихонько спросила Нюра.

– Да… – сказал Сапожников. – Слушаю… Вика? Да… Это я… Ты можешь вырваться на денек?.. Ладно. Жду. Ни о чем другом думать не могу… Да, кончили, кончили… отбой.

Он положил трубку, и Нюра слышала, как он сказал:

– Что я наделал?

Нюра тоже что-то сказала, но Сапожников не расслышал на этот раз.

Давайте сделаем затемнение.