Самшитовый лес

Она поднялась по трапу, дверь закрылась. Сапожников прошел под крылом не оглядываясь, и его до входа в вокзал преследовал трап с мотором и на колесиках.

Сапожников пошел в вокзальный ресторан и сильно отметил конец отпуска под музыку радиолы, которая гремела, потому что в нее кидали пятаки.

Радиола играла буйную мелодию «О, мадам», и из кинофильма «Путь к причалу», и многое другое интересное.

Гуськом появлялись официантки с подносами, и каждая ставила перед Сапожниковым тарелки. Официантки двигались по кругу, и, когда последняя ставила тарелку, первая ее тут же убирала, а за ней вторая и остальные. Сапожников сидел неподвижно, и официантки ушли под музыку «Очи черные».

Сапожников лег щекой на стол и увидел того пьяницу, который месяц назад обозвал его богом. «Куда ж ты прешься, японский бог!» – сказал ему пьяница, и Сапожников понял, что стал богом и его узнают в очередях.

И тут опять загремела радиола, официантки начали танцевать танец пингвинов, а толстый пьяница стал яростно крутить твист. Потом строй официанток и гостей, красиво вскидывая ноги, прошел за спиной Сапожникова, и ресторан закрылся. А Сапожников почти протрезвел и спустился в ночной буфет, по дороге врезаясь в шествие прибывающих пассажиров.

Глава 11

Колдовство

В соседней школе девятиклассник застрелился. Дядя у него военный. Приехал в командировку, остановился ночевать, а утром выстрел – так рассказывали. Племянника в больницу. Дядьку до выяснения. Долго выясняли. Но племянник выжил и рассказал, как было дело. Дядю выпустили, а дело было так, что племянник стрелялся из-за любви.

Сапожников никак не мог постигнуть, что значит из-за любви. Но дело-то, оказывается, не в любви, а в вероломстве. Она сначала с этим племянником была, а потом не захотела с ним быть, с племянником. Сапожникову показали ее. Волосы пушистые, белокурые, а нос тонкий. Волейболистка. Глинский сказал:

– Ее все лапают.

– А ты откуда знаешь?

– И я.

– Слушай, – перебил Сапожников Глинского, – откуда у тебя шары нивелированные?

– От бильярда.

– Это же подшипники…

– Не знаю… В парке бильярд сломали, а шары разобрали, кто успел. Я успел. Я три штуки спер. А тебе подшипники зачем?

– Бумагу прожигают, – сказал Сапожников. – Если с двух сторон по бумаге кокнуть – прожигают.

– Покажи.

Сапожников показал. На тетрадном листе появилась дырка.

– Где ж прожигает? Пробил, и все. Как гвоздем, – сказал Глинский.

– А ты понюхай, – сказал Сапожников и еще раз кокнул.

Глинский понюхал.

– Паленым пахнет.

– Значит, он из-за тебя стрелялся? – спросил Сапожников.

– Нет… Ее все лапают.

– А Никонову? – спросил Сапожников.

– Нет.

– Почему?

– Она отличница, – сказал Глинский.

Ночь.

– Она от тебя без ума, – сказал Глинский.

– Без кого? – спросил Сапожников.

Переулок темный-темный, а впереди освещенная улица.

– Она так говорит, – сказал Глинский. – Она говорит, что ты ее околдовал.

– А кому говорит?

– Всем. А хочешь ее спасти? – спросил Глинский. – Я уже спасал.

– Никонову?

– Нет. Вообще. Двое сговариваются. Один пристает, а другой спасает. Хочешь Никонову спасти от меня?

– А зачем?

– Они героев любят. Я пристану, а ты спасешь. Только в темноте. А то она в школе на меня скажет.

– А почему они героев любят? – спросил Сапожников.

– А ты нет, что ли?

– Я их никогда не видел, – сказал Сапожников.

Никонова сказала глухим голосом:

– Ну тебе чего?.. Тебе чего?.. Пусти, ой, мама!.. Мама!

Сапожников перебежал улицу и схватил Глинского поперек живота. Он оглянулся и уперся Сапожникову ладонью в нос. Сапожников отпустил его. Никонова побежала. Глинский за ней. Сапожников за ним. Глинский обернулся и ударил его в лицо.

Сапожников поднялся с земли. Глинский схватил его за горло. Тогда Сапожников провел два апперкота ему в живот, а головой ударил ему в скулу. Глинский обмяк.

– Пошли, – сказал Сапожников.

И они с Никоновой вышли из переулка на светлую улицу.

Под фонарем стоял дрожащий, но совершенно целый Глинский.

– Ребята, вы откуда? – нереальным голосом спросил он.

– Там ко мне кто-то пристал, – сказала дрожащая Никонова, – а Сапожников меня спас.

– А кого же ты бил? – спросил дрожащий Глинский.

– Не знаю… – ответил дрожащий Сапожников.

– Будешь мне по физике объяснять? – спросила Никонова.

– Буду, – ответил Сапожников.

А они как раз тогда магниты проходили. Электромагнитную индукцию. Это когда одни магниты постоянные, а другие непостоянные.

Мама сказала:

– Она хорошая девочка, но не твоя.

– Почему?

– В ней колдовства нет, – сказала мама.

– А во мне есть, – сказал Сапожников.

– Кто тебе сказал? – спросила мама.

– Никонова.

– Это не твое колдовство, – сказала мама, – а ее самолюбие. Она перепутала.

– А в тебе колдовство есть?

– Было. Но пропало, – сказала мама.

– Почему?

– Потому что я его на твоего отца истратила.

На Сапожникова иногда вдруг накатывало.

Вдруг он застывал и отключался. Он не переставал видеть, и сознание его было отчетливо, но что-то в нем самом, внутри него, будто слышало движение невидимое.