Фудзивара-но Санэката (ум. 998), упоминающийся в самом начале следующей истории, включенной в «Кондзяку моногатари сю» (т. 25, разд. 5), был человеком аристократического происхождения. Его назначение губернатором Муцу в 995 г. оказалось, согласно другой истории «Кондзяку» (т. 24, разд. 37), полностью «неожиданным». Муцу для центральных властей Киото была тем же самым, что и Аризона или Южная Дакота для жителей восточного побережья США сто лет назад – отдаленной, смутно определяемой и варварской землей. А реакция аристократа на назначение губернатором такой провинции может быть сродни реакции члена Верховного суда Новой Англии в XIX в., которого послали бы исполнять обязанности окружного судьи в одном из западных штатов США, хотя в компетенцию губернатора входило и не только вынесение приговоров. Вот почему назначение Санэката породило столько разговоров. Говорили, что причиной временного устранения Санэката от двора – это и было главной целью, ибо он умер на посту губернатора – явился его необузданный нрав. Однажды он затеял спор с аристократом Фудзивара-но Юкинари (972–1027), сорвал с головы Юкинари убор и бросил его во внутренний дворик. Юкинари, считавшийся одним из трех величайших каллиграфов своего времени, приказал слуге поднять головной убор. Спокойно смахнув с него пыль и снова надев, он пробормотал: «Знатный человек, а такие ужасные манеры!»
Император Итидзё (980–1011), наблюдавший за сценой из-за прозрачной шторы, отделявшей его ото всех, решил назначить Юкинари начальником императорского секретариата, а Санэката – губернатором Муцу. Он объяснил, что Санэката может научиться придворным приличиям, находясь в Муцу, ибо ее второе благозвучное название, Митиноку, на самом деле было ута-макура, «названием поэтического места». Удивительно, как пятнадцатилетний император мог дать подобное объяснение, исполненное тонкости и иронии. Многие места, названия которых были «поэтическими», находились на окраинах страны, а «поэтическими» они становились только в воображении поэта. Вот одно из самых известных стихотворений, в котором упоминается Митиноку:
О Фудзивара-но Морото мы не знаем почти ничего, за исключением того, что он был «врагом генерала Ёго», как говорят некоторые источники. Однако его дед, Фудзивара-но Хидэсато, также известный как Тавара-но Тота, прославился тем, что убил чудовище и, что более реально, мятежника Тайра-но Масакадо. Легенда гласит, что когда Хидэсато отправился к Масакадо, якобы желая стать его союзником, обрадованный Масакадо устроил в честь него пир. Во время пира Масакадо беспечно смахнул рис, который уронил себе на одежду, вместо того чтобы приказать сделать это слуге. Увидев поступок Масакадо, Хидэсато решил, что тому не суждено быть великим вождем.
Но обратимся к рассказу.
Когда военачальник Санэката был назначен губернатором Муцу и прибыл к месту службы, все знатные воины потчевали его и служили ему днем и ночью так, как никому из его предшественников, ибо он был аристократом благородного происхождения.
В той же провинции жил человек по имени Тайра-но Корэмоти. Он был старшим сыном Канэтада, губернатора Кадзуса, который был сыном Сигэнари, губернатора Мусаси, который, в свою очередь, являлся младшим братом воина Тайра-но Садамори, губернатора Тамба. Когда брат его деда, Садамори, усыновил всех своих племянников и их сыновей, Корэмоти был еще очень юным и стал пятнадцатым усыновленным, поэтому и получил прозвище «Ёго»[15]
.Жил еще один человек по имени Фудзивара-но Морото. Он был внуком воина Тавара-но Тота Хидэсато. Его также называли Савамата-но Сиро.
Эти двое, поссорившись из-за нескольких маленьких полей и угодий, обратились к губернатору. Каждый из них доказывал свою правоту. Оба приводили в свою пользу веские доводы и были знатного происхождения, и губернатор все никак не мог разрешить спор, пока, наконец, он не умер три года спустя. Однако тревоги и гнев обоих не прекратились, и они продолжали доставлять друг другу неприятности. К тому же злые языки передавали то, что один якобы говорил про другого, и выдумывали ужасные вещи. Так, хотя поначалу они были добрыми друзьями, их отношения все ухудшались, ибо каждый говорил все чаще и чаще: «Так вот он что говорит обо мне», или: «Как он мог сказать такое обо мне?» В конце концов они послали друг другу ультиматум – дело оборачивалось серьезно.