Самвэл

Молния сверкнула прямо над верхушками ближних деревьев, и окрестность озарилась бледно-розовым заревом. Раскаты грома страшным грохотом прокатились по темным ущельям. Путник бросил взгляд на насупившееся небо и ускорил шаги. Его не устрашили волны реки, но буря внушала ему страх. В этих девственных дебрях, особенно в ночную пору, она может натворить немало бед: ее порывы с корнем вырывают деревья и швыряют их с высоких утесов на дорогу. Вместе с деревьями летят вниз и обломки скал. Путник был бы заживо погребен под этими осыпями, имей он несчастье оказаться на их пути.

Вновь прокатились оглушительные громовые раскаты, и на землю хлынули потоки дождя. Ветер ревел, и дождевые капли, словно крупные градины, хлестали путника по разгоряченному лицу. Он не замечал ничего: все его мысли, все чувства были направлены к одной цели, которая поглотила все его существо, которая неотступно толкала его вперед. Надо было добраться до места хоть на несколько часов раньше, чем всадник на вороном коне.

Но конь с трудом поспевал за своим седоком. Только теперь он заметил, что конь хромает на заднюю ногу: видно, какой-то обломок дерева, уносимый потоком, покалечил его. Это очень огорчило бесстрашного путника: он спешил, а теперь лишался своего быстроногого помощника. Что же делать? Бросить коня и положиться на свои ноги? Но как покинуть в беде любимого скакуна, который столько лет — и на поле битвы и во время нелегких дальних переходов — был ему верным другом? Несколько минут путник раздумывал. Потом свернул с большой дороги на тропинку, которая вела к Аштишатскому монастырю.

Монастырь был не очень далеко, и через час он добрался до ворот обители. В глубине векового заповедного леса, на древних

священных холмах, высилась в своем гордом, величавом покое эта древняя святыня Тарона. Под защитои высоких крепостных стен и сторожевых башен монастырь выглядел в ночном мраке неприступной крепостью. Ни неистовая буря, ни завывания ветра, ни потоки дождя не смущали его мирного благочестивого забытья.

В узком оконце домика, стоявшего несколько на отшибе, вне монастырских стен, горел свет. Путник повернул в ту сторону и подошел к запертой двери. На деревянном столбе висела доска, на земле у столба лежала колотушка. Путник поднял ее и трижды постучал в доску. Окошко отворилось, высунулась всклокоченная заспанная голова.

— Кто там?

— Путник, — прозвучало в ответ.

Строение за монастырской стеной давало приют запоздалым путникам, чужестранцам и странникам. Привратник удовлетворился ответом, открыл двери и вышел на порог со светильником в руках.

Да ты же промок насквозь! — участливо сказал он. — Входи, я разведу огонь, обсушись.

Премного благодарен за заботу, — ответил путник,_

но я прошу приютить только моего коня.

— Почему только коня? — удивился привратник.

Он хромает, ногу повредил... а мне надо идти дальше.

— Хоть обогрейся, я мигом разведу огонь.

Не могу... спешу... — ответил путник и подошел поближе к свету.

Он вытащил из-за пазухи гребень из буйволиного рога, вырезанный в форме полумесяца, и показал привратнику.

Запомни этот гребень. С одной стороны туг не хватает двух зубьев. Если не вернусь, отдашь коня тому, кто покажет этот гребень.

А ты кто же такой? — спросил привратник с некоторым недоверием.

— Воин, — ответил путник.

Привратник счел достаточным неопределенный ответ: в те тревожные времена мало кто решался испытывать терпение воина.

Путник снял с седла переметную суму, перекинул через плечо, пожелал доброй ночи и пошел прочь.

Привратник со светильником в руке стоял на пороге, озадаченно глядя ему вслед, пока тот не исчез в ночном мраке и завывания ветра не заглушили его шагов.

Отдалившись от монастыря, путник свернул на дорогу, ведущую к замку Вогакан.

II УТРО ТАРОНА

На смену бурной ночи пришло безмятежное утро, полное тишины и прохлады. Лесистые холмы, окаймлявшие замок Вогакан, курились клубами снежно-белого пара. Горы и долины были окутаны густой пеленой тумана. Мельчайшие капельки воды плавали в воздухе и вспыхивали в первых лучах солнца мириадами золотистых бисеринок. Листья деревьев, побеги травы, яркий цветочный ковер лугов — все было окроплено капельками дождя и казалось усеянным россыпью самоцветов.

Это дивное утро заставляло вспомнить те таинственные рассветы на заре нашего мира, когда Астхик, светлая богиня Тарона, выходила из Аштишатского храма и вместе со своими вечно юными прислужницами спускалась с высей горы Карке плескаться в серебристых струях Арацани, а молодые армянские витязи прятались в темной чаще священного Аштишатского леса, надеясь хоть издали, украдкой увидеть прекраснейшую из богинь. Но Астхик окутывала всю Мушскую долину непроницаемой туманной дымкой и укрывалась от нескромного любопытства.