Самвэл

'Крепость Ануш, связанная с именем красавицы Ануш (буквально «сладостная»). На самом деле крепость называлась «Анхуш», т. е. «крепость забвения», так как даже упоминать имя пожизненно заключенного в ней было навсегда запрещено. Фавстос Бюзанд называет ее еще Андмишт, что означает «навсегда». О крепости упоминают также византийские хронисты.

перед Шапухом и его приближенными, царь смерил его взглядом, увидел, какого он маленького роста, и презрительно усмехнулся: — «Так что ты, выходит, столько лет губил персов? Так это ты так долго причинял нам беспокойство?» — «Да, _{эх0 я}», — смело ответил спарапет. — «Порождение лисицы! — воскликнул в ярости Шапух, — Лисьей смерти велю предать тебя — из собственной шкуры выскочишь».

И дядя ваш так ответил на эту страшную угрозу: «Сейчас ты увидел, что я невелик ростом, и презираешь меня. Неужто за столько лет не разобрался, какой мерой меня мерить? Ведь до нынешнего дня львом я тебе казался! Что же теперь стал вдруг лисицей? Слушай же, царь: я тот самый Васак Мами-конян, который был великаном, ибо одной ногой попирал одну гору, а другой — другую. И когда я переносил тяжесть на правую ногу — одна гора под моей пятою уходила в землю, а когда на левую — уходила в землю другая гора». — «Это какие же горы ты загонял под землю?» — спросил Шапух. — «Одна гора — ты, другая — император византийский! Пока армянские князья были едины между собой и с царем армянским, пока мы хранили заветы Нерсеса, нашего пастыря, десница божья была с нами, и мы не раз давали урок врагам нашей страны — и тебе тоже, о царь. Но едва междоусобицы наха-раров предали нашего царя в твои руки — мы сами уготовили себе гибель... А теперь делай что хочешь — я готов».

Народ, заполнивший площадь, дивился смелости вашего дяди. И сам Шапух был удивлен и воздал хвалу его смелости. Но потом приказал умертвить его, содрать кожу, набить сеном и отправить в крепость Ануш. Там поставлен он, в знак поношения, перед закованным в цепи царем Аршаком, и с тех пор не высыхают слезы нашего несчастного государя, ибо перед его глазами вечно стоит его храбрый и верный полководец.

Выслушав эту горькую повесть, юноша поднес платок к глазам, стараясь скрыть слезы.

— Он жил как герой и умер как герой! — воскликнул молодой князь. — Мушег, его сын, может гордиться и жизнью отца и его смертью! А я... мне чем гордиться?! Вечный позор будет отныне моим уделом! Мой отец, польстившись на спарапетство родного брата, стал подлым орудием в руках Шапуха, убийцы брата... и теперь идет с персидским войском, чтобы залить Армению кровью.. . О я несчастный!.. Чем, чем смыть мне этот позор?

Первые лучи солнца упали на пурпурные занавеси, и комнату залило багряным светом. Юноша был неприятно удивлен, когда заметил, что уже рассвело. Обратившись к гонцу,

он сказал. г-р

— Благодарю тебя, Сурен. Я не забуду твоих заслуг. 1е-

перь уходи, пока в замке еще спят. Понадобишься я позову. Сурен поклонился до земли.

_Ты, конечно, поживешь пока у себя дома? — спросил князь.

_Нет, господин мой. Я дал клятву не видеть ни жены, ни

детей до тех пор...

Сурен не договорил, но молодой князь понял, что тот’ хотел сказать. Доблестный и преданный воин! Целых пять лет он не был на родине, ибо служил в армянской коннице в Персии, участвовал во многих походах на кушанов, теперь вернулся, наконец, на родную землю, и родное селение Хорни было недалеко от замка, но он не хотел переступить порог своего дома, ибо отдал себя делу, которое было ближе его сердцу, чем жена, дети, родные и близкие.

— Где же ты будешь жить?

_3 Аштишатском монастыре. Там меня никто не знает,

буду жить как чужестранец. Я и коня своего там оставил.

Юноша встал, запахнулся плотнее в накидку и направился в опочивальню. Сурен последовал за ним. Князь подошел к своему ложу и отогнул разостланный перед ним ковер. Потом нажал едва заметную пружину. Одна из досок пола поднялась, под нею открылось квадратное отверстие.

— Тебе ведь знаком этот ход? — повернулся он к Сурену. _Неужто нет, господин мой?! — отозвался тот с особым

чувством. — Эта комната была опочивальней погибшего спара-пета Васака. Я еще мальчишкой подметал пол в этой комнате...

Сурен вырос в замке. Он был из крестьян вотчины Ма-миконянов и с малых лет был взят в услужение в замок, как отрок сметливый и чистоплотный, а со временем, когда стал достаточно умелым, получил должность сенекапета, начальника над всеми слугами в замке.

Молодой князь взял с окна огниво, кремень и трут и стал высекать огонь. Посыпались искры, трут затлел. Самвел зажег серную спичку, а от нее клубок вощеной бечевки и дал Сурену.

— Ну, иди.

Сурен еще раз молча поклонился и, перекрестившись, спустился в квадратный лаз, такой узкий, что в него едва мог протиснуться один человек. Юноша опустил за ним дверцу и

прикрыл ее ковром.