Самый дорогой товар

Дни шли за днями, поезда за поездами. В их опломбированных вагонах агонизировало человечество. А человечество снаружи делало вид, будто этого не замечает. Поезда из всех столиц захваченного континента ходили туда и обратно, но бедная жена дровосека больше их не видела.

Они ходили туда и обратно, днем и ночью, ночью и днем, при полном всеобщем равнодушии. Никто не слышал, как кричит груз этих составов, как рыдают матери и хрипят старики, как молятся легковерные, как стонут и плачут от ужаса малые дети, разлученные с родителями, уже загнанными в газовые камеры.

18

А потом, а потом поезда вдруг ходить перестали. Перестали ходить, а стало быть, перестали поставлять свой жалкий груз голов, которые надо было брить. Не стало больше ни поездов, ни голов. И наш герой, бывший отец близнецов, бывший муж своей горячо любимой жены, а теперь и бывший парикмахер с бесполезной машинкой для бритья, рухнул, сломленный голодом, болезнью и отчаянием. Немногие выжившие вокруг него, те, кто был еще в сознании, шептали: «Надо держаться, держаться, держаться и держаться, скоро это кончится, не может не кончиться, вдали уже слышна канонада». Один товарищ даже шепнул ему на ухо: «Красные идут, скоро серо-зеленые мундиры наложат в свои сапоги».

Пока же эти самые серо-зеленые мундиры приказали им рыть ямы прямо в снегу, чтобы сжечь в них скопившиеся у стен крематориев трупы, которые надо было срочно уничтожить, дабы устранить последних свидетелей и стереть следы колоссального преступления. Волосы, еще вчера так высоко ценившиеся, больше не собирали. Хуже того, упакованные, уже готовые к использованию волосы больше не отправляли. Они высились кучей, до срока забытые, рядом с горой очков, между кипами одежды, мужской, дамской и детской. Все это тоже должно было исчезнуть.

Держаться, держаться, держаться, скоро это кончится. Он тоже теперь хотел исчезнуть, чтобы все кончилось, кончилось, кончилось. Днем и ночью он бредил. Он бредил, утаптывая снег, бредил, копая ямы, он без конца вспоминал, хуже того, заново переживал роковой миг, тот миг, когда он вырвал из рук жены одного из их близнецов, он вновь и вновь переживал тот миг, когда бросил малютку из поезда в снег. В этот самый снег, который он утаптывал и утаптывал, копая самому себе могилу, чтобы в ней его наконец сожгли, как сожгли многих и многих до него. Зачем, зачем, зачем он совершил этот роковой, безумный поступок? Зачем не последовал за женой и обоими детьми до конца, до цели путешествия? Они вознеслись бы все четверо вместе, вознеслись в небеса клубами дыма, густого и черного дыма. Он вдруг упал как подкошенный. Двое товарищей, рискуя собственной жизнью, дотащили его до ближайшего барака, чтобы полуживого не бросили в пламя.

Когда он очнулся, ему стало хорошо в этом бараке среди лежащих вповалку тел. Он нашел подходящее место, чтобы дождаться смерти, дождаться наконец избавления.

19

Но смерть не пришла, а избавление явилось в образе молоденького солдата с красной звездой, в чьих вытаращенных глазах застыл ужас от увиденного. Сообразив, что этот труп, который на него уставился, еще жив, молоденький солдат с красной звездой сунул ему в рот горлышко фляги, а в руки несколько сухарей, после чего вытащил из груды умирающих и на руках вынес из барака на клочок земли, свободный от трупов, на первое весеннее солнышко.

Там, где еще вчера были только снег да сапоги, хлысты да серо-зеленые фуражки, зеленела теперь густая трава, усеянная белыми цветочками. И он услышал, как заливается птица, распевая гимн возвращения к жизни. И тогда слезы брызнули у него из глаз, давно, думал он, высохших, как и его сердце. И он понял, что снова жив.

Откуда взялись силы встать на ноги, а потом шагать, шагать и шагать? Хватило ли одной песни соловья, чтобы заронить мысль, что дочь, его крошка, незнакомая и любимая, быть может, тоже еще жива? И если она выжила, то отныне его долг, его святая обязанность сделать все, все возможное, чтобы ее отыскать.

И он пошел следом за красными, которые шли вперед на запад. У какой-то церкви он упал от истощения. Священник поднял его, накормил, помолился за него, и он пошел дальше, и шагал, шагал и шагал.

Он дошел наконец до места, именуемого лагерем для перемещенных лиц, населенного беженцами и другими людьми, которые снялись с насиженных мест, убегая от красных, но те нагнали их в своем стремительном наступлении. Выглядел он как выходец с того света, а на руке вытатуирован был номер, это и послужило пропуском. Ему дали кров и пищу, но, оказавшись в тепле и насытившись, он снова вспомнил и пережил роковой миг, как наяву увидел поезд, снег, лес, покрывало, старуху – и свою надежду. И главное, главное – взгляд жены, отвернувшейся от него навсегда и навеки. Зачем, зачем не дал он общей судьбе уничтожить их всех четверых вместе, вместе?