Самый красивый из берсальеров

Больная еще больше рассердилась.

— Что это ты собираешься объяснять, Стелла? Здесь все объясню я, и никто другой!

Ромео собирался без обиняков выложить все, что думает о таком обращении с комиссаром полиции, но, покоренный нежным очарованием Стеллы, промолчал. Паскуднику берсальеру явно не составило особого труда соблазнить эту хрупкую, большеглазую блондинку — такие девушки верят каждому слову. Стелла подхватила тетушку под белы руки и заставила встать.

— Пойдемте на кухню, zia mia[15]. Вам придется помочь мне с ужином, иначе Анджело страшно рассердится!

— Анджело — хороший мальчик… — пробормотала больная и ушла на кухню, к плите и кастрюлькам. Стелла закрыла за ней дверь.

— Синьор, прошу вас еще раз простить нас, но бедная женщина…

— Я знаю, синьорина… синьорина Дани, так? Стелла Дани?

— Да, синьор… Вы хотели поговорить со мной?

— С вашего позволения, синьорина.

Девушка предложила комиссару сесть. Ромео она все больше и больше нравилась, так что симпатия к красавцу берсальеру почти угасла — и как он мог не оценить по достоинству такое сокровище! Веронец совершенно позабыл и о том, что ему надлежит расследовать преступление, и что прелестное создание, сидящее напротив, вполне может оказаться убийцей. Вечный влюбленный, Тарчинини без всякой задней мысли, а лишь ради удовольствия говорить о любви, восторгаться и таять от умиления, принялся ухаживать за слегка изумленной Стеллой. А девушку этот поток слов совершенно сбивал с толку, хотя странный синьор казался ей добрым и славным человеком.

— Только что ваша бедная тетя живейшим образом напомнила мне детство, приняв за одного из своих прежних учеников, но когда вошли вы, синьорина, — Santa Madonna! — я подумал, что вижу фею!

— Фею, синьор? Будь я феей, умела бы творить чудеса…

— Ma que! Так вы и сотворили чудо!

— Я?

— Ну да, вы вернули мне мои двадцать лет!

Стелла подумала, уж не ухлестывает ли за ней этот господин. Во всяком случае, он делает это совсем не так, как Нино… И кроме того, совершенно невероятно, чтобы он явился сюда просто наговорить любезностей…

— Но, синьор…

Нежный грудной смех Тарчинини походил на воркование.

— Я смутил вас, дитя мое? В таком случае мне нет прощения! Я ведь себя знаю… И мне бы следовало осторожнее относиться к словам… Но это сильнее меня! Как только вижу красивую девушку — не могу не говорить о любви! Ну, и в результате так смущаю девичьи души, что бедняжки только и мечтают властвовать надо мной безраздельно… Но это лишь мечта… дивный, прекрасный сон… Забудьте, дитя мое! Ромео Тарчинини умеет отличать действительность от грез! Вы вернули мне мои двадцать лет, но я не имею права их сохранить! И потом, я не свободен! Любовь навеки сковала Ромео Тарчинини с его Джульеттой, у меня шестеро детей, и старшая дочь — такая же красавица, как вы, синьорина!

Стелле стало страшновато. Судя по всему, незнакомец не менее безумен, чем тетушка Пия. Что ему надо? И почему он то говорит о любви, то рассказывает о своем семействе? И как бы его выпроводить до прихода Анджело? В последние дни брат и так в отвратительном настроении. И вдруг девушке пришло в голову, что, возможно, гость — самый обыкновенный коммивояжер и воспользовался таким необычным трюком, надеясь заставить ее слушать. Стелла привстала.

— Я должна вас сразу предупредить, чтобы вы попусту не теряли время: мне ничего не нужно!

Ромео, которого перебили на середине великолепной тирады, настолько поэтичной и трогательной, что у него увлажнились глаза, на мгновение застыл в совершеннейшей растерянности.

— Ma que! Чем вызвано это прозаическое замечание, синьорина?

— Разве вы не представитель какой-нибудь фирмы?

— Представитель? Честное слово, вы правы… Как вы верно угадали, я и в самом деле кое-что представляю… Carissima![16] Но неужели вы и впрямь вообразили, будто я нарочно болтаю о Ромео и Джульетте, чтобы всучить вам мыло, пылесос или воск для паркета?

— Но, в таком случае, кто же вы, синьор?

— Я вам повторяю это уже добрых пятнадцать минут, graziossima![17]

Ро-ме-о! Я — Ромео Тарчинини!

— И что вы представляете?

— Закон, bellissima![18]

— Закон?

— Да, я комиссар полиции.

— Dio mio![19] Полицейский — у нас в доме? Но почему?

— Ну… это — вопрос куда более деликатный… и касается он берсальера…

Девушка сразу встревожилась:

— Нино?.. Он что-нибудь натворил?..

— Да вообще-то он… Но… давайте по порядку. Мне шепнули на ушко, синьорина, будто вы ждете ребенка от не в меру ретивого воина. Это правда?

Стелла покраснела.

— Нино сам вам сказал?

— Не совсем… Допустим, передал через третье лицо.

— Вам?.. Но почему?

— Какая разница, синьорина? Для меня главное — узнать, так это или нет.

— Да…

— И вашему брату Анджело это совсем не по вкусу, верно?

— Мне тоже, синьор комиссар, но я уверена, что Нино на мне женится. Он не захочет, чтобы его сын был незаконнорожденным…

— Так или иначе, но он уже сирота.