Самый лучший комсомолец. Том четвертый (СИ)

Народ поощрил свистом и аплодисментами.

— Мы назвали ее Аленкой, и у нее очень милые кудряшки. Следующая песня посвящается всем младшим сестренкам! Смешная сестренка лета наговорит, наговорит теплых слов… [Пилот — Сестренка лета][

Мама точно плакать будет от этакой милоты. Теперь — «бомба!».

— Один мальчик как-то обозвал меня дурой, но я отличница, поэтому не обиделась, — выдала подводку Оля.

Народ заржал.

— Но мы с Сережей решили, что из рефрена «Оля-дура» получится хороший припев и написали песню. Она так и называется «Оля-дура». Если будете подпевать, я не обижусь! Закрываю дверь квартиры, не возьмут и бензопилы…

Народ все понял с первого же припева, перетерпел второй, и «Орленок» накрыло оглушительное:

— Потому что Оля — дура, супер дура, Оля — дура, потому что Оля — дура, просто дура супер дура!

И пошла соляга, под которую пожарники по условному знаку снова принялись охлаждать ребят водичкой. Мордахи у многих уже грязные — пыль все равно налетает, но прыгать по теплым лужам им это все равно не мешало.

— Спасибо, ребята! — по окончании песни поблагодарила ребят за подпевки Оля.

— Еще! Еще! Еще! — начали скандировать они.

Нам было не жалко, поэтому повторили. Подружка выглядит нереально довольной, впитывая народную любовь.

Cледом бахнули «кьют-рок» постарше (это в моей реальности):

— Если ты захочешь обо мне сейчас узнать… [Ранетки — «О тебе»] [.

Теперь нужно замедлиться, дать ребятам отдохнуть, поэтому на помощь приходит старая добрая «гражданская лирика» в Олином исполнении:

— На стихи Роберта Рождественского! «Родина моя». Я, ты, он, она — вместе целая страна! [

— Белый танец — дамы приглашают кавалеров! — подчеркнуто-чопорным тоном объявила Оля, и мы сыграли «Миллион алых роз».

Пугачева в этой реальности существует, но пока не познакомились — оно мне не надо, и песен я у нее подрезал знатно. Трудно Алле Борисовне приходится, шлягеров мало, но с набитыми той самой субстанцией людьми мне не по пути.

Взгляд зацепился за Савелия, который отверг пригласившую его девочку и вообще выглядел мрачно. На «Олю-дуру» обиделся, надо полагать. Оп, ушел. Да и фиг с ним — в лагере и по периметру охраны полно, никаких глупостей натворить не позволят. Да и что он сделает? Это в моей реальности молодежь суицидится каждый день, а среднестатистическому Советскому ребенку такая пакость и в голову не придет.

— Эту песню я посвящаю всем, кто пытался меня застрелить! — объявил я, подрубил дисторшен. — Когда потеряно все… [Animal Джаz — «Не твоя смерть»][ Слово «джаз» чисто на всякий случай заменил на «шанс» — джаз у нас до сих пор, словами Никиты Сергеевича, земля ему пухом, «музыка все-таки негритянская».

И тут же, без перерыва, полюбившиеся народу «Три полоски на кедах», сопровождая поливом из брандспойтов. Идем дальше, «Знаешь ли ты» в Олином исполнении. Следом — еще три попсятинки из будущего и КиШовский «Наблюдатель» дуэтом. [

Под конец снова немного гражданской лирики, мы с Олей откланялись и ушли. Ребята зарядили «Еще», мы вернулись и бахнули «Оля-дура», «Ведьму и осла» и «Товарища-2». Все, ивент успешно завершен, можно устало брести в отряд и падать в кровать с широченной улыбкой на лице — такие каникулы мне прямо по нраву!

Глава 22

Проснулся еще до подъема — рано лег вчера — потянулся и зевнул на затянутое тучками небо в окне. Вот и кончилась хорошая погода, но нам дождик не помеха — наоборот, добавит «пейнтбольной зарнице» зрелищности и сложности. Но мне-то чего? Я все равно не участвую — не тренировался же, мы с Олей вместо этого концерт репетировали. Зато мои корейские друзья поучаствуют — не единой командой, боже упаси, они ж тут всех разнесут, детям будет обидно, а по одному «легионеру» на советскую команду, для баланса.

— Не спится? — не открывая глаз, буркнул дядя Федя.

— Выспался, а вы завидуйте! — заявил я.

— Чего это я тебе завидовать должен? — зевнув, он сел в кровати и потянулся.

— Потому что у пожилых со сном проблемы, — пояснил я.

— Не знаю как там «пожилые», — ухмыльнулся он, почесав татуировку «за ВДВ» на левом предплечье. — Но лично я всегда сплю как младенец.

— Совесть чистая, получается, — нашел я объяснение.

— Получается так, — улыбнулся он.

Поднявшись с кровати и начав одеваться, я спросил:

— А вы, если не секрет, как пришли к решению в КГБ на работу устроиться?

Дядя Федя приступил к «спецкомплексу» утренней гимнастики и ответил:

— Из армии пришел, а у меня к тому времени жена и двухгодовалый сын. На производство, уж прости за прямоту, мне не хотелось — скучно это. В журналисты да торгаши еще хуже — для первого соображалки не хавало, для второго — совести много. Оставалось в пожарники, милицию или КГБ. Бандитов ловить мне интересней показалось, чем пожары тушить, вот и сократили выборку. Поузнавал — в КГБ зарплата выше оказалась. И вот я здесь, — развел руками.

— Не жалеете?

— О чем? — фыркнул он. — Хорошая работа оказалась, интересная и Родине полезная. Двадцать один год верой и правдой, без нареканий, но с благодарностями и даже госнаградами — значит на своем месте оказался.

— На пенсию скоро?