Самый лучший пионер

— Как во сне! — поделился я ощущениями.

— Мир — очень интересная штука! — заметил Николай Николаевич.

— Очень! — согласился я. — Меня вот в середине лета машиной задавило, и нас с мамой в Кисловодск отправили, подлечиться. Так мы там председателя колхоза встретили — его лошадь в лоб лягнула, а ему хоть бы хны!

— Крепок! — уважительно признал Добронравов.

— А вчера на картошку поехали, и оказалось, что работать будем именно в его колхозе!

— Удивительное совпадение! — улыбнулась Пахмутова.

— Вы же не сочтете меня мерзким и жадным, если я спрошу, сколько платят за стихи «не-членам»? — обратился я к опытному Николаю Николаевичу.

— Что ты, Сережа! — с немного расстроенной улыбкой — обидно, когда не ценят! — покачал он головой. — Жадина таких стихотворений никогда не напишет. «Не-членам», — он ухмыльнулся. — Платят по сорок копеек за строчку.

— Спасибо! — поблагодарил я. — А вот прозаикам за авторский лист платят. Как вы думаете, по какой сетке бы тарифицировали роман с стихах «Евгений Онегин»?

Хозяева жилища хохотнули.

— Или наоборот — поэму Гоголя «Мертвые души». Строчек там ухх! — добавил я.

Смех зазвучал еще вкуснее. Закрепляя успех, рассказал им пару анекдотов — про поэта и композитора соответственно. Хе, судя по лицам, отныне я здесь всегда желанный гость! И замечательно — такие связи нам ох как нужны.

— А анекдоты тоже сам придумываешь? — спросил Добронравов.

— Частично! — ну не переобуваться же? Встал на путь попаданца — будь добр пройти его до конца. — Я уже три фельетона про американцев в «Юность» отправил, Борис Николаевич обещал подумать, и, возможно, напечатать.

— Удивительно разносторонний талант! — покачала головой Пахмутова.

Я доел, Николай Николаевич остался на кухне мыть посуду, а Александра Николаевна повела меня в рабочий кабинет — здесь стоит настоящий рояль. Вдоль стен — куча шкафчиков, забитых всяческой сувениркой — как отечественной, так и импортной.

— У вас интересно! — сделал комплимент хозяйке, с удовольствием разглядывая жуткую африканскую маску.

— Знакомые дарят, — немного смущенно пояснила она.

Какие мы скромные!

— Черное на белом, кто-то был не прав, я — внеплановый сын африканских трааав… — подкрепил статус музыкально одаренного мальчика кусочком песни.

— Это про студентов университета Дружбы Народов нашей зимой? — хихикнула она.

— Да! — хохотнул я.

— Смешно!

В дверь позвонили, Пахмутова попросила меня подождать в очень уютном мягком кресле, и покинула «офис», чтобы через пару минут вернуться с переодевшимся в брюки и рубаху мужем и одетым в костюм человеком-мемом Эдуардом Хилем, красивым, тридцатичетырехлетним, с шикарной черной шевелюрой.

Поднявшись на ноги, пожал выданную мне звездой руку — рукопожатие добротное, крепкое — и Хиль без нужды представился:

— Хиль, Эдуард Анатольевич. Артист.

— Ткачёв, Сергей Владимирович. Пионер.

— И начинающий поэт-песенник! — добавила Пахмутова. — А еще — композитор и прозаик.

— И немножко драматург! — скромно шаркнул я ножкой по ковру.

— Человек-оркестр, стало быть! — мягко засмеялся Хиль и обратился к женщине. — Александра Николаевна, Николай Николаевич, вы же знаете — я к вам всегда с огромной радостью в гости прихожу, но у меня через три часа запись на «Мелодии»… — с извиняющейся улыбкой развел он руками.

— Успеем! — заверила его композитор, усадила Хиля с мужем на диван и посмотрела на меня. — Сережа, отпустим Эдуарда Анатольевича побыстрее?

— Конечно! — подтвердил я. — Давайте с «Дважды два четыре» начнем!

Песенка была освоена за пятнадцать минут. Еще за десять — потому что со второго раза, чихнул артист — Хиль под аккомпанемент Александры Николаевны записал песню на пленку. Пахмутова начала на меня коситься — не сдержавшись, я пару раз выдал музыкальные термины, научить которым за одно занятие Дима меня бы никак не успел.

— Просто замечательно! — высказал я запрошенное советскими звездами мнение.

Перешли к «Чему учат в школе». Над ней работали подольше — полчасика, сэкономив время на записи — Хиль отписался с первого раза.

Качество «демок», само собой, просто ужасающее, несмотря на импортный магнитофон с не менее импортным микрофоном, но разобрать суть и «застолбить» песенки в ВУОАПе хватит. Поблагодарив артиста, отпустили его по делам, и принялись «аранжировать» и записывать — Пахмутова и сама замечательно поет — остальные песни, уже к семи часам вечера набрав «демок» на полноценную большую пластинку.

— Невероятно! — не переставал изумляться Добронравов.

— Но факт! — почему-то держась за голову, грустно поддакнула ему жена.

— Извините, я не нарочно! — на всякий случай покаялся я.

— Тебе совершенно не за что извиняться, Сережа! — поспешила успокоить такого необычного мальчика композитор и перевела тему. — Кого бы ты хотел видеть исполнителем остальных песен?

— Извините, Александра Николаевна, но, если можно, я бы хотел доверить выбор вам — кроме Эдуарда Анатольевича у меня предпочитаемых кандидатур не осталось.

— Что ж, тогда я бы хотела отдать пару песен моей хорошей подруге Людмиле Георгиевне Зыкиной.