Самый маленький офицер

– ПС – дарит счастье… Пусть и хреновое, – ответил человек-набросок, пряча глаза.

– Ты и сейчас, – скорее заключил, чем спросил Сиф.

– Ведь если ты уйдёшь, мы никогда больше не увидимся!

– Ну почему же… – пробормотал Сиф неуверенно.

– Потому что, – жёстко отрезал Тиль. – Не встретимся, уж я-то знаю. Только если ты останешься…

– Я не останусь. И вообще, у меня всего три часа включая время на дорогу было. Так что у меня осталось-то всего… – он взглянул на свои часы, – минут сорок в крайнем случае.

Тиль поник, наверное, жалея сейчас, что всё ещё «торчит на пике». Когда этот «пик» кончался, все эмоции словно туманом заволакивало, и становилось легче, много легче… Главное – правильно подобрать дозу, чтобы этот «откат» тебя не убил.

– А тебя теперь как зовут, Сив?

– Что удивительно – Сиф, – мальчик не сдержал улыбки. – Иосиф Бородин.

– В честь Великого князя, что ли?

– Можно сказать и так, – согласился офицерик, зевая. Лежать на полу было ужасно покойно, и вовсе не хотелось вставать, идти куда-то, о чём-то спорить…

В комнате было тихо, перекличка птиц за окном давно перестала цеплять слух, превратившись в незаметный звуковой фон. Время тянулось с неясной, пугающей скоростью – вроде бы стояло на месте, но где-то внутри ощущался его стремительный ход, словно ледяное течение под толщей тёплой и совершенно спокойной воды. Этот заповедный водоём свято хранил свои тайны, разлившись где-то посерёдке между Болотом Памяти и радужным Водопадом Будущих Надежд.

Тиль неожиданно выпрямился, спохватившись, что молчание растянулось уже минут на пять:

– Слушай… Это ведь это не твоё от рождения имя? – уточнил художник с таким видом, что чрезвычайная важность ответа была видна невооружённым взглядом… вот только её причины были непонятны.

– Наверное, – пожал плечами Сиф, хотя на спине это было не так-то просто сделать. Говорить о том, что то, прошлое имя совершенно точно звучало иначе, не хотелось. Прятаться за амнезией… ну, на что-то же она должна сгодиться!

– А фамилия?

 – Фамилия – точно. Ну, она вообще русская.

– Ну, не скажи… – о чём-то задумавшись, протянул старший товарищ. Словно неведомый автор наброска под названием «Тиль» снова взял в руки уголь и перерисовал лицо с новым выражением – задумчивым, что-то вспоминающим. – Не скажи, – повторил молодой человек.

– Что она не русская? Тиль, не смешно! «Бородин» на забольскую не тянет.

– Что именно на этом основании она не твоя. Видишь ли… – Тиль прикрыл глаза, как приспускают жалюзи – не до конца, но непонятно, видит человек-набросок что-то или нет.

Сиф нетерпеливо заёрзал на месте, поскольку Тиль замолчал довольно надолго.

– Что я должен видеть? – нетерпеливо переспросил мальчик.

– Когда мы тебя встретили, ты трепался по-русски так же чисто, как и по-забольски, – пояснил Тиль, ероша свои угольные волосы. То, что раньше робко звалось «небрежным хвостиком» теперь вовсе превратилось неизвестно во что рода «Я у мамы вместо швабры».

– Правда, по-русски? – глупо переспросил Сиф.

– И по-русски, и по-выринейски, кстати, тоже… А ты не помнишь? – озадачился в свою очередь художник.

– ПС, – коротко и мрачно пояснил мальчик.

Тиль пожевал свои тонкие белдные губы:

– Но я-то на склероз не жалуюсь… Хотя подожди. Ты бросил ведь?

– Ещё тогда.

– Может, это из-за этого… этих… психологической травмы? Ну, завязал резко, шок, ломка и всё-такое…

– Может, – согласился Сиф и прервал рассуждения на эту тему: – Неважно.

– Неважно, – подтвердил его друг и вздохнул: – То, что ты – русский офицер, так всё осложняет!

Сиф помимо воли бросил взгляд в сторону коробки из-под картриджей. Тиль недовольно завозился и задвинул коробку ещё глубже.

Надо было что-то сказать. Как-то озвучить то, что самопроизвольно зародилось в голове. Это понимали оба товарища… и молчали.

– Мне до выхода осталась четверть часа, – отстранённо, словно это вовсе его не касалось, оповестил Сиф, разглядывая свои часы. Офицерский хронограф, оттягивающий худую мальчишескую руку.

– А я портрет не окончил. И мы так и не попили чаю. А ещё Стефана Сергича на этот чай надо было бы пригласить – он ещё тот старикан, лично мне нравится, – сказал, чтобы просто что-то сказать, Тиль.

– Он ведь бывший сапёр? – уточнил фельдфебель, вспоминая проницательного старика. Ох, и дурак же он, Сиф, чего ему стоило не скрыть, а именно отбросить офицерские привычки, стать просто Сифом-Спецом, как с Растой и Кашей? Вовек бы сдарий Ивельский не догадался… Впрочем, у Сифа не было сейчас соответствующего настроения. Здесь, наоборот, всё напоминало ему о войне и заставляло напрягаться и вытягиваться по струнке.

– В прошлом он подрывник тот ещё, а вообще – знаменитый пианист. Видел его пальцы?

Сиф вспомнил удивительно длинные и тонкие, словно ветви сухого дерева, пальцы пенсионера. Пианист? Вполне возможно. Ведь пальцы могут только выглядеть столь хрупкими, кто знает, какая на самом деле в них заключена сила…

– А его ты тоже заставлял неподвижно позировать для твоих «военных хроник»? – губы маленького офицера помимо воли расползлись в улыбке, стоило такой картине нарисоваться в воображении.