Самый маленький офицер

Хамелеон постукивал пальцем по коробочке и выжидающе глядел на мнущегося Тиля, который, как зачарованный, не сводил с его пальца взгляда. Сиф поёжился и невольно сделал шаг назад. Повадки Хамелеона странным образом напомнили ему привычку командира останавливаться и вот так вот ждать ответа.

– Ну? Не заслужил…

– Ну… Я, вот, Спеца привёл… Он неплохо в оружие разбирается… – неуверенно возразил Леону Тиль.

– Наконец-то я это услышал, – немедленно объявил Хамелеон, забрасывая коробочку под воротник рубашки. – Хотя странно было бы, если бы он не разбирался…

С этими словами резким движением командир КМП рванул за Сифов ворот, с треском отрывая несколько верхних пуговиц. Под гавайкой в свете уличного фонаря хорошо стал виден бинт. Сиф дёрнулся вбок, уходя от захвата – на одних рефлексах, к этому его ещё Кондрат приучил – но не преуспел, потому что спина взорвалась болью, и стало не до того: застыл, хватая ртом воздух и давя жёгшие глаза слёзы.

– Ты, Тиль, не заслужил, – Леон не выпускал ворот, глядя, как с жёлтого в свете уличного фонаря лица хиппи-офицерика сходит вся краска, а плотно сжатые губы пытаются подавить скулёж.

Борясь с собой, Сиф стоял неподвижно – до него с трудом долетали слова Хамелеона.

– Не заслужил! – продолжал тот громче и яростнее.

– Но…

 – Потому что привести Лейб-гвардейскую ищейку мог каждый дурачок, вроде тебя, за дружбой не видящий погон и офицерского удостоверения на имя Иосифа Бородина! – на одном дыхании выговорил Леон, смешно завышая голос и становясь от этого похожим на истерящую женщину. Цепкие пальцы выцарапали из внутреннего кармана, нашитого на Сифову гавайку, белую – гвардейскую – офицерскую книжечку. – Ого, фельдфебель! У тебя влиятельные покровители? Больно молод и глуп!

Сифа само собой бросило вперёд, предостерегающих рук Тиля он даже не заметил. Опять говорили рефлексы военного времени.

– Я сам дослужился!

Сиф не раздумывал, не рассматривал противника насчёт весовой категории, не просчитывал нужную траекторию атаки. Он просто выхватил белую корочку и тут же ушёл в сторону, как некогда в драке с Гавом. Вторая рука ухватила за что-то и, по сигналу шестого чувства, сжалась в кулак. Натянувшаяся цепочка впилась в ладонь… А потом Леон тоже отскочил, на цепочке выскочил зажим, и, когда Сиф потерял равновесие и упал, по пустынному тротуару покатились белые горошины. Тусклый блеск Сифом был замечен тоже на рефлексах, только поэтому, наверное, мальчик и успел откатиться в сторону, а пуля надёжного русского «макара» с забольским глушителем не обрела ожидаемой жертвы. Тиль глядел на происходящее широко распахнутыми глазами, не пытаясь издать ни звука или отойти. Впрочем, даже с забольским глушителем выстрел прозвучал достаточно громко для пустынного переулка, и все трое услышали, что к ним кто-то бежит… Два следующих выстрела раздались почти одновременно.

Сиф почувствовал мощный удар в грудь, так что перехватило дыхание. Будто молотком всмятку разбили грудную клетку. «Ранен?» – мелькнула неуверенная мысль, в то время как тело заученно откатилось в сторону, вскочило и без сил рухнуло обратно, вниз. Кислород в лёгкие не проходил. Мир мерцал, скрываясь в красных пятнах. Кашляя – во рту появился солёный привкус, Сиф поднялся на четвереньки – вслепую – пошатнулся и встал. «Для убитого я двигаюсь слишком… просто двигаюсь», – радостно заключил он, в перерывах между попытками вдохнуть, и, не раздумывая, бросился вдоль по улице. Ну, ему показалось, что бросился – на деле удавалось неловко хромать. Он ещё успел заметить, как баюкающий руку Хамелеон свернул в переулок, но тут сбоку раздался крик, и принадлежал он точно не Тилю:

– Си-иф! Подожди!

Из-за угла выбежала Алёна. Сиф уставился на неё так, как если бы девушка на его глазах спустилась с неба. Мелькнула мысль, что это с чего-то пошли галлюцинации – вон, Алёна мерцала, то исчезая в заволакивающей мир темноте, то снова появляясь…

– Ты… откуда здесь? – стараясь втолкнуть в лёгкие побольше воздуха и при этом говорить членораздельно, спросил Сиф. Ни то, ни другое до конца не удавалось – от каждого вдоха мир заволакивало пеленой от боли, словно что-то там, внутри, раскололось, и острым краем впивалось в лёгкие.

– Ты… Мы… Я… – Алёна тоже запыхалась и никак не могла связно объяснить. – Опять ты… в неприятности?

Сиф с удивлением отметил, что для раненного в грудь он чувствует себя подозрительно хорошо. В смысле – он вообще жив. Рёбра саднило, навевая мысль о кузнечном молоте, до сих пор не удавалось полноценно вдохнуть, но… не было самой раны, если не считать, конечно, «драного», наверняка разошедшегося по швам загривка, который пульсировала болью не хуже груди. Чувствуя весь торс стеклянным, от любого неудачного вдоха готовым развалиться на две саднящие половинки, мальчик стоял и силился понять: что же это тогда было, если не выстрел?