Самый первый Змей

Растут они, значится, сами собой, и больно от них чуду-юду, мочи нету, надоть зубы стачивать. Поэтому и жует оно все время. Да не мясо жует, а самолучшую пашаницу, морковь жует, репу, капустой, опять же, не брезгует. Заедает сладкой ягодой, закусывает крепкими яблочками.

Оттого и нрав у чуды-юды навродя коровьего – добрый и простой. Девок оно не лопает, казну у царей не ворует и податей с местного населения не требует. А любит оно, ребятушки, песни петь да разговоры разговаривать. Найдет какого встречного бусурманина-нехристя и починает его расспрашивать о его бусурманской жизни и обычаях. А еще говорят, что по весне подается это чудо-юдо в нашу сторону. И селится все в местах навроде нашего: где речка есть и лесок сосновый, и места ягодные. Вот о запрошлый год земляника цвела-цвела, да с чего-то не уродилась. Не иначе, чудо-юдины проделки.

Взрослые хитро ухмыляются, а детишки жмутся, ежатся и про себя решают больше в лес ни ногой. Но до лето еще далеко, и к лету забудут они все свои зароки.

Как Змей великой опасности избежал

Как-то Змей и баба-Яга затеяли праздновать Ивана Купалу. Зашли поглубже в лес, чтобы бесстыжие девки и парни до них не добрались, нашли речушку малую, набрали хвороста; Змей пару раз огнем дыхнул – вот и горит красный костер.

Яга юбки подобрала и давай сигать. Высоко прыгает – Змею за ней не угнаться. А по старинной примете та девушка, которая ловчее всех через костер прыгнула, в этом году обязательно замуж выйдет.

Вот Яга притомилась, уселась у костра и давай местную нечисть перебирать, жениха выискивать. Ближе всех, конечно, Леший обитается. Но он грубый такой, мужиковатый, вечно шутки дурацкие шутит да по лесу диким филином угукает. Не по нраву.

Водяной со всех сторон жених видный. У него и палаты каменные на дне озера выстроены, и водяных дев в услужении много – не придется Яге самой уху варить, и жемчуга полные короба навалены. Но холодный он, склизкий весь – бррр… Как такого обнимать-миловать? Противно!

Кащей Бессмертный – вот мужчина хоть куда. Но у него свои матримониальные планы имеются. Он, вишь, все больше на Василис Прекрасных заглядывается, любит молоденьких, дурень древний.

А больше в округе мужчин и нету. Есть, конечно, Змей… Поглядела на него Яга заинтересованно. Он не богат, а, с другой стороны, не прихотлив: ягодами, орехами да грибами всю жизнь обходится. Опять же, на полгода улетает в теплые страны. Большая выгода: захотела – скаталась на нем в Индию или Египет, захотела – осталась дома и живешь вольно, сама себе хозяйка. Все больше эта идея бабе-Яге нравится. Уже и пальцы она загибать стала, змеевы преимущества считая. И стихи-то он ей рассказать может, и на спичках сплошная экономия получается, и ступу можно лишний раз не раскочегаривать, а на загривке змеином смотаться, куда надо. И, если что, местное население припугнуть всегда можно: против такого мужа никто бунтовать не осмелится.

А Змей мой в это время в речке выкупался, встряхнулся и круги над лесом нарезает – сушится. Спустился, чистый и довольный, смотрит – а Яга губки бантиком сложила, космы ладонью приглаживает и глазами то влево куда-то косит, то прямо в его среднюю голову так и стреляет.

– Ты что, бабка, угорела, что ль? – спросил Змей участливо и помахал на старушку крылом. Да не угадал, всю золу из костра прям на нее и выпорхал.

Сидит Яга, чихает, плюется и думает: "Нет, видно некому в этом лесу девичью честь доверить! Зря только старалась, прыгала".

Змей и жара

Вообще-то Змей жару любил. Любил на солнышке поваляться, распластав крылья. Любил в полуденном лесу чернику собирать и протяжно вздыхать: "Ох, душно!" Любил с разбегу нырнуть в речку, всех водяниц распугав, и делать вид, что ловит рыбу. Хотя на что она ему, скользкая и невкусная?

А вот баба-яга жару не любила. У нее от жары в носу свербило, в спине скрючивало, и в локтях щелкало. И вообще потом глаза выедало. Скорее всего, все неприятности бабы-яги происходили от того, что и зимой, и летом, она ходила в одной и той же овчинной длиннорунной кацавейке и валенках, под которые пододевала еще кальсоны с начесом и шерстяные носки для верности. Но сказать ей об этом Змей побаивался. У бабки водился в обиходе кремневый старинный пест пуда три весом. Когда бабка была в настроении, она перетирала пестом в огромной ступе корни и травы. Когда бабка ярилась, она вскакивала в ступу и, махая помелом, носилась по небу черным сполохом, прибивая пестом к земле встречных лосей, медведев и змеев. После хорошего удара можно было проваляться в беспамятстве несколько часов. А кто знает, что случится в эти несколько часов? Может, царская облава случится. Или, того хуже – Илья Муромец. Илью Змей уважал, хотя никогда не видел.