Санатория – Евпатория

слоны и жирафы. И когда я проснулась, то сразу стала искать том Жюль-Верна, где есть повесть «5 недель на воздушном шаре». И даже не вспомнила, отчего мне так долго не спалось.

В очереди за чемоданами…

Последняя неделя в лагере всем давалась с большим трудом. Хотелось поскорей домой. Все ожидали, когда объявят разрешение разобрать по корпусам свои чемоданы с вещами. Их хранили на втором этаже хозблока, куда вела крутая наружная лестница. Ребята, мальчишки и девочки, выстраивались в очередь на её железных ступенях и пританцовывали от нетерпения. Ах, как радостно спешило сердце, когда ты получал в руки свой маленький чемоданчик, частичку своего собственного родного дома! Какими просто-таки одушевлёнными казались в нём все предметы! Забытые книжки! Платья, кофточки, запасные носочки!

Надевать их до отъезда не разрешали, но всё, конечно, примерялось. И вдруг оказывалось, что кому-то платье стало тесным в груди, а у кого-то длинная юбочка стала на ладонь выше колен. Мы росли. Мы росли каждый день и не замечали этого.

Два года назад, в такие дни я мечтала поскорей попасть домой, чтобы рассказать домашним о всех своих «достижениях»: научилась плавать «кролем», получила грамоту за участие в хоре и всё такое. И совсем по другому я мечтала о доме теперь.

Более чем странно было бы хвастаться тем, что мы всем отрядом сбежали на море. Или моим приключением в водонапорной башне! Представляю лицо мамы, если бы она об этом узнала!

Вспоминать о Клавдии Петровне было противно. О Гале Ивлевой… — неловко.

О том, что я пережила после музея, ну, когда представила себя «третьей» из заложников — страшно!

Нет, в это лето мне просто хотелось поскорее быть в своей семье.

В последние ночи, засыпая, я не придумывала никаких историй, а представляла, как увижу маму. На ней непременно должно быть моё любимое темно синее платье в горошек и шелковая косынка на шее, чуть пахнущая «Белой сиренью». А её мягкие ладони после работы в огороде станут шершавыми. И когда мама примется гладить меня по голове, пальцы будут цепляться за мои непослушные волосы. Она отдёрнет руки, и скажет испуганно: «Татуся, тебе больно?» А мне будет так хорошо, так сладко…

— Татка! Подъём! Началось! — Кира трясёт меня за плечи — Карнавал объявили!

Ночной карнавал…

Ночной карнавал — это то событие, к которому с первого дня смены начинает готовиться весь лагерь: от новичка из младшего отряда до самого опытного и закалённого в педагогических битвах воспитателя.

Он объявляется в одну из последних трёх ночей. Кем и когда — не дано узнать никому. В палатах, которые каждые полчаса обходят усиленные патрули из вожатых и воспитателей, до последней минуты царят абсолютная тишина и покой. Вот-вот посветлеет небо. Дежурные, облегченно вздохнув, устраиваются вздремнуть на диванчиках в игральной. И вдруг, в один миг лагерь оглашается дикими воплями. Из окон закрытых на ключ корпусов выпрыгивают десятки странных персонажей, похожих на привидения. Белые простыни повязаны в виде плащей или длинных складчатых юбок. Длинные волосы девчонок распущены и украшены бантами из лент. На голове других причудливые чепцы из наволочек и тюрбаны из полотенец. У мальчишек завязанные углами простыни накинуты на одно плечо и продеты под другой рукой. Почти все вооружены сучковатыми шпагами. Кое-кто в бумажных масках, но они быстро рвутся. Стихийно образуются хороводы, в которых не танцуют, а просто бегают по кругу то в одну, то в другою сторону. Не слышно никаких членораздельных звуков! Просто вопли, иногда удачно подражающие крикам Тарзана. Это герой любимого «трофейного» фильма о мальчике, которого спасла в джунглях обезьяна Чита. Этой обезьяне тоже подражают. Особенно мальчишки. Подпрыгивают на согнутых ногах и трясут поднятыми вверх руками, орут: «Угу-Угу».

Но вот розовеет небо, вместо птичьих песен пронзительно звучат свистки вожатых, и пионерский народ, теряя на ходу тапочки и детали маскарадных костюмов, устремляется в свои спальни. Ещё несколько минут и лагерь затихает.

«Патрули» снуют из спальни в спальню, пересчитывают ребят. Неважно, что половина из них не на своих кроватях и в чужих отрядах! Лишь бы сошлось общее число!

Подъём объявляют на час позже. Все довольны: традиция соблюдена, а

чрезвычайных происшествий не случилось.

«Мне бы хватило трёх лепестков…»