Санки, козел, паровоз

Трудовая. Поселок Туполева. В полгектара участок. Это там профессор Семен Михайлович Затуловский со страстью читал внуку Некрасова, а сама дача принадлежала отцу Алика Доброго, адвокату.

Если в школе была Лена, то и на Трудовой — Лена. Тут ничего не поделать. Время такое.

Ветер был встречный, и он ненароком хлебнул воды на первых же минутах. Сначала шел саженками, и довольно шустро. Метров через сто стал задыхаться и перешел на брасс. Устали руки. Хотел отдохнуть, лег на спину. Захлестывает. Закашлялся. Совсем потерял дыханье — испугался. Запаниковал. Уловил краем глаза лодку с рыбаком — тот сидел спиной. Крикнул. Хрипнул. Спина не шевельнулась. Тихо, тихо. Стал перебирать руками по-лягушачьи. Отлегло. Он где-то посередине. Назад — метров двести, вперед — чуть меньше. Справа, ближе к лодке, — бакен. Сделать крюк, отдохнуть на бакене, докричаться до рыбака? Нет, вперед, вперед. На спину. Сто гребков. Перевернуться, посмотреть — вроде ближе. Снова на спину. Сто гребков. Боже, как болит грудь. Посмотреть? Еще пятьдесят гребков. Теперь и бакен далеко, а берег не намного ближе. Темно. Может, он уже утонул? Нет, просто глаза закрыты. Но руки совсем не поднимаются. Плывет на спине, на одних ногах. Руками чуть подгребает. Он же переплывал это чертово водохранилище, правда, теплее было, и без ветра. Еще сто гребков — сбился. Посмотреть? Посмотрел. Берег, вот он, берег. Ленка стоит, штаны его держит. Рядом совсем. Ну же. Он переходит на отчаянный кроль — и утыкается головой в корягу. Встал. Дно. Выйти, не шататься. Ну же. «Да ты синий». — «А-га». — «Устал?» — «А-га. И-ди, до-гоню». — «Ты сядь, отдохни». — «А-га». Садится на траву. Теплая Ленкина ладонь на плече. «Ты сиди. Я подожду». — «А-га».

Они возвращались из «похода» на «ту» сторону канала. Туда переправились на лодке за двадцать копеек с носа, а обратно Виталику не хватило места, и он, фикстула, решил перед Ленкой выпендриться. Отдал ей свои шаровары, майку и кеды — и поплыл через водохранилище. Но эта ладонь!