Санкт-Петербург и русский двор, 1703–1761

Процесс заселения нового города тоже подлежал официальному регулированию и проводился способом, напоминавшим рекрутские наборы. Первые строительные работы здесь были начаты войсками и местным населением, но их численности не хватало на осуществление обширных планов нетерпеливого Петра. Начиная с 40 тыс. работных людей по указу от марта 1704 г. на строительство нового города направлялись десятки тысяч работников, и в 1705 г. установилась ежегодная практика двух трехмесячных смен, с апреля по октябрь. В 1707 г. число работных увеличилось, но нужды войны против Швеции, а также усилившееся бегство, невзирая на то что работных сопровождала в Петербург вооруженная охрана, приводили к тому, что назначенное указами число работников в город не доставлялось94. У.А. Сенявин раз за разом писал царю, а позднее в Сенат, что нужно больше работных для восполнения убыли95. Однако из-за тяжелых условий труда и жизни людей, из-за оторванности их от дома, из-за самого характера набора было трудно выполнять эти требования. Считалось также, что множество работных умирало на строительстве из-за тяжелых условий, – это мнение часто звучало в иностранных описаниях города

96. Между тем убедителен вывод С.П. Луппова о том, что цифры, приводимые иностранцами, несомненно преувеличены97. Точное число смертей, вызванных болезнями и невыносимыми условиями труда, было довольно сложно установить, и не в последнюю очередь – из-за отсутствия точной информации98

. Однако чрезмерно высокий уровень смертности кажется маловероятным в свете того, что в ранние годы постоянное население Петербурга было малочисленно (всего лишь около 8 тыс. в 1710 г.), дважды в год увеличиваясь из-за притока работных, а к 1725 г. численность населения резко возросла почти до 40 тыс.99

Ожидалось, что, помимо этих мобилизованных работных людей, новый город Петра станут заселять дворяне и купцы, чтобы выполнять там свои новые полезные функции. Так, английский посол в России Чарльз Уитворт отметил в мае 1712 г. выход указа, предписывавшего строить дома в Петербурге тысяче из лучших дворянских фамилий, такому же числу купцов и 2 тысячам ремесленников100. Другим указом, в 1714 г., снова предписывалось тысяче богатейших дворянских семей переезжать из Москвы в Петербург и строить там дома

101. Долгосрочные планы Петра относительно переселения жителей в Петербург отразились в представленном в Сенат в августе 1712 г. списке 1212 военных и гражданских чинов, купцов и ремесленников, получивших приказ перебираться сюда после завершения войны со Швецией. На заключительном этапе войны эти планы начали осуществляться, причем на Сенат возлагалась обязанность контролировать процесс переселения102. Петр допускал очень мало исключений из этих предписаний, и лишь беременным женщинам на сносях и тяжело больным людям разрешали повременить с отъездом (но не избежать его совсем). Последующий указ гласил, что дворы жителей, не переехавших на Васильевский остров с материковой части города до 1725 г., будут разрушены, а их владельцы поселены в «черные избы» на Васильевском острове103

. Однако тот факт, что указы о переселении в новый город издавались вновь и вновь до самой смерти Петра, а в Сенат потоком шли прошения дворян, желавших вернуться в свои имения, говорит о том, что переезд в Петербург продолжал встречать сопротивление104.

Такое упрямство со стороны будущих обитателей нового города имело серьезные основания. Даже если не брать в расчет трудности, связанные с собственно переездом, как и те испытания, которые сулил людям непривычный местный климат, переселение влекло за собой серьезные финансовые последствия. Перевозка домохозяйства в Петербург, а сверх того, расходы на строительство нового дома и дороговизна жизни на новом месте были способны поставить в тяжелое положение даже богатейших представителей элиты. Фридрих Христиан Вебер, ганноверец, входивший в состав английского посольства в Петербурге в 1714–1719 гг., писал, что, по оценке некоторых знатных семей, в результате переезда они лишились почти двух третей своего состояния105. Одно из объяснений подобных затрат может заключаться в том, что по своему географическому положению Петербург отстоял гораздо дальше от дворянских имений, чем Москва, что затрудняло получение дворянами денег и оброков из своих поместий. Ф. Дэшвуд в начале 1730-х гг. приводил пример Ф.А. Лопухина, который получал ежегодно 30 тыс. рублей дохода со своих сибирских владений, но мог использовать в Петербурге меньше половины106, т.е. остальная часть доходов Лопухина, несомненно включавшая в себя какую-то форму натурального платежа: провизии, дров и т.п., к нему не доходила. Пока дворянин жил в Москве, было сравнительно просто посылать ему продукты из имения и тем самым сокращать расходы, но переселение в Петербург делало дворянство более зависимым от денежного дохода107.