Санкт-Петербургская быль

– Значит, вы людей обманываете, говорите не то, что на самом деле думаете? Это ужасно, мне кажется, «тащить», командовать людьми по своей воле и усмотрению, заставлять их жить не своим умом! – говорила она запальчиво. – А если вас толкнут на то, что противу общепринятой человеческой морали и нравственности? Цель не оправдывает средства!

Вера утверждала, что, по ее мнению, этическую точку зрения надо применять ко всем явлениям жизни, как это делал, например, поэт Михайлов, тот самый, который вместе с Шелгуновым составил и распространил знаменитую прокламацию «К молодому поколению» и уже погиб за это в Сибири. У него требования к личности были очень высокими, и мотивы нравственного порядка занимали едва ли не главное место в его взглядах и деятельности.

В том, что говорила Вера, сказывались влияние многих книг, которыми она упивалась последние годы.

– Ведь и в ряды социалистов влечет нас всех чисто этическое требование социальной справедливости, – говорила Вера. – А это значит, что и требования к личности должны быть высоки!

А Нечаев на все это упорно твердил свое:

– Вы наивны, Вера Ивановна…

В таком духе шел у них разговор, но вот Нечаев, словно это ему наскучило, оборвал рассуждения Веры вопросом в упор: ему, Нечаеву, она не отказывается помочь?

Она подумала и вот как, судя по ее воспоминаниям, ответила:

«Конечно, нет. Я ведь очень мало знаю и очень хочу что-нибудь делать для дела. Я не верю, чтобы из этого именно вышла революция, но ведь я и никакого другого пути не знаю; я все равно ничего не делаю и буду рада помогать, чем только смогу».

Дальше произошло вот что.

«Нечаев, видимо, обрадовался моей сдаче.

– Так по рукам, значит?

– По рукам.

Он вышел в другую комнату. Я тоже встала и начала ходить по комнате. Он скоро вернулся на свое место и вдруг сразу:

– Я вас полюбил…

Это было более чем неожиданно. Как с этим быть? Кроме изумления и затруднения, как ответить, чтобы не обидеть, я ровно ничего не чувствовала, и еще раза два молча прошлась по комнате.

– Я очень дорожу вашим хорошим отношением, но я вас не люблю, – ответила наконец.

– Насчет хорошего отношения – это чтобы позолотить пилюлю, что ли?

Я не ответила. Он поклонился и вышел…

Дело в том, что каким-то инстинктом я его „полюбил“ совсем не поверила, и так как думать об этом мне было почему-то неприятно, я и не думала. Позднее я убедилась, что инстинкт подсказал мне правду».

3

Провихрил метелями февраль. Студенческие сходки продолжались, но никакого шествия ко дворцу не произошло. Упорно ползли слухи, что скоро начнутся большие аресты.

– Ох боюсь я за братца, ох боюсь… – волновалась Анюта.

Вера старалась ее ободрить, хотя и сама тревожилась.

Как-то Вера потащила ее на концерт Елизаветы Лавровской – популярной тогда певицы, любимицы петербургской публики. С концерта девушки вернулись поздно и сразу легли спать.

А события уже надвигались.

Вера эту ночь плохо спала, все думала, думала… Большие вопросы жизни вставали перед ней, и хотелось в них разобраться.

«На другое утро (я спала в первой комнате от передней, а Томилова в следующей) еще не совсем рассвело, когда, проснувшись, я увидела перед собой Нечаева со свертком в руке.

– Спрячьте это…

Не решаясь вылезть из-под одеяла, я ответила:

– Хорошо, спрячу…

Ничего не объяснив и не прибавив, он тотчас ушел».

Еще до полудня кто-то явился к Вере на работу с известием: дружок Нечаева Евлампий Аметистов бегает по городу и кричит, что Нечаев арестован.

А дома Вера застала странное письмо. Доставили по городской почте. В конверте оказались две записочки.