Санктуарий

В доме Феннов дверь никто не открывает, а репортеры на меня налетели, так что мне приходится орать «без комментариев!» и заставлять опускать камеры. Только после этого я готова обменяться с ними парой слов. Они разочарованы – решили, что что-то от меня получат, а на самом деле это я от них получаю все, что мне надо знать: Харпер Фенн никто не видел, а ее мать сказала, что она гостит у подруги.

В обмен я читаю им короткую лекцию насчет харассмента несовершеннолетней, которая только что заявила, что была жертвой сексуального преступления.

– Так вы ей верите? – спрашивает один из репортеров.

– В мои обязанности не входит вера во что бы то ни было, – говорю я ему. – Моя обязанность – собирать сведения по поводу предполагаемого преступления. И, официально вам заявляю: я расследую смерть Дэниела Уитмена, и больше ничего.

– Так вы считаете, смерть Уитмена была преступлением?

– Я сказала «предполагаемое преступление».

– Вы здесь больше недели. По-моему, вы не считаете, что это не было преступлением.

Я прожигаю репортера взглядом. Я с ним не знакома, но в лицо узнаю: он из регионального отдела одного из национальных новостных агентств. Черт. Национальные!

– Я не намерена это комментировать.

– Ваше «без комментариев» – официальное или неофициальное заявление, агент?

Чтоб его…

Мне нужна не мамочка Харпер, а сама Харпер. Ее отсутствие – словно закрытая дверь, за которой, как мне кажется, спрятаны все факты по этому делу.

Как мне ее найти? Ее мама либо не знает, либо не хочет говорить. Может ли Роуэн мне помочь? Ведьмы ведь находят всякое разное, так? И мне надо бы убедиться, что мой эксперт в порядке после всего, что было на вилле.

* * *

Я сворачиваю на прибрежную дорогу и в нескольких милях за Грин-пойнт вижу ее – бегущую.

У копов чутье на бегущих людей. Мы автоматически их замечаем. Почти всегда это спортсмены, и они редко привлекают наше внимание. Так происходит и сейчас, но потом я резко настораживаюсь, опознав в бегущей Харпер Фенн. Похоже, мне впервые за долгое время повезло.

Я совершаю маневр, который был бы нарушением, не служи я в полиции (ага, плюс моей работы), и торможу перед ней. Она прибавляет скорость.

– Подвезти до Санктуария? – спрашиваю я через окно.

Услышав женский голос, Харпер останавливается, однако держится на почтительном расстоянии. Сказав «нет, спасибо», она отворачивается.

– Подождите. Я – агент Найт, – говорю я, высовываясь в окно. – Рада вас видеть. С вами все нормально? Вы вчера совершили смелый поступок. Харпер, мне действительно очень нужно с вами поговорить.

– А мне нужно с вами говорить?

В ее голосе нет враждебности, это точно. И она явно не боится. Не знаю, как истолковать ее тон.

– Это может быть полезно нам обеим. В любом случае такая остановка на дороге привлечет к нам внимание, а я полагаю, что вы этого не хотите.

– Я могу бежать дальше.

– А я могу ехать за вами, потому что на это реально не станут обращать внимания.

– А я могу побежать вон туда, где вы не проедете.

Она указывает на мелкий перелесок, который явно ведет к дюнам и берегу.

Но она не убегает.

– Очко в вашу пользу, – говорю я с улыбкой. – Но, Харпер, вы же понимаете, что когда-то нам надо будет поговорить. И не лучше ли сделать это здесь, не в Санктуарии? У вашего дома репортеры, – тут она хмурит брови. – Разве вы не хотели бы, чтобы они уехали? Чтобы все закончилось?

Она обдумывает мои слова, а потом кивает, открывает пассажирскую дверь и скидывает рюкзачок. Она указывает мне дорогу: чуть дальше в том направлении, куда я ехала, а потом по узкому проселку до парковки позади поросшей травой дюны. Одно из таких мест, куда ребята приезжают на барбекю или просто потусоваться, покурить и заняться тем, что подростки обычно делают, когда родители не видят.

– Вы знаете эти места? – спрашиваю я. – Вы эту ночь провели где-то здесь?

– Знаю. У меня в той стороне друзья.

Я вспоминаю, что говорила Беа Гарсия с покрасневшими глазами и ядом в голосе. «Ясно же, что у нее есть парень не в нашем городе».

– И вы добираетесь к ним бегом?

– Мне нравится бегать. Иногда обратно меня подвозят. Мне надо было уехать, агент. Я знала, что мама устроит шум из-за того, что я сделала вчера.

– Это правда? То, что вы сказали журналистам?

Харпер гневно сверкает глазами.

– Конечно, правда. Я была бы дурой, если бы призналась, что у меня был мотив для убийства, будь это не так.

– Вы ведь знаете, что ничего нельзя сделать, раз Дэниел мертв? Мертвых на суд не пригласишь. Полиция даже думать не станет, нужно ли было выдвигать обвинение раньше.

– А зачем, по-вашему, я это сделала? Я понимала, что иначе меня не услышат.

Я бросаю на нее взгляд – на эту открытую ясноглазую девушку – и вспоминаю нашу первую встречу в больнице. В ее реакции на происшедшее есть что-то неправильное, и в то же время я не могу определить, что именно не так.

– Когда мы разговаривали в больнице, я спросила, считаете ли вы происшедшее с Дэниелом несчастным случаем. Вы сказали, что это уж точно не было самоубийством из-за… такой, как вы. Вы не думали, что это было убийство, что вас могут обвинить?