Сансара. Оборот второй. И пришел творец

— А? — тяжело выдохнул он, вложив в этот вопрос сразу всё.

— На! — рявкнул на него Амадей. — Кто разрешил привести его к ней?

— Жан-Поль, — отчитался охранник. — Каждый день. Для вдохновения.

Амадей поднял руку, и охранник подлетел к потолку. Дубинку выронил, вскинул руки к горлу, захрипел.

— Э, полегче, Дарт Вейдер! — сказал я. — Не надо проецировать!

— Жан-Поль приказал? Лично? — проорал Амадей, брызгая слюной.

— Не-е-ет, — прохрипел охранник с вмиг покрасневшей рожей.

— Кто?!

— О-о-он… — Охранник махнул ногой в мою сторону и тут же упал, глубоко дыша.

— Они не должны больше видеться, — отрезал Амадей. — Никогда. Запомни сам и передай остальным. Встал! Увести его отсюда!

Охранник, подбодрённый пинком, подхватил дубинку и вскочил. Я не стал искушать судьбу, сам тут же шагнул к двери. Оглянулся на Диану, поймал её растерянный взгляд и отвернулся.

— Наврал мне, да? — хрипел охранник, пока мы шли с ним по коридору.

— А ты меня как будто первый день знаешь. Я всегда вру. Всем. У меня иначе пищеварение не работает. А питаться надо. Я, не пожрамши, езжу плохо, сознание теряю. Так что — всё ради победы в гонках. Всё во имя Жан-Поля.

Интеллектуал охранник молча это проглотил. А я задумался, о чём говорила Диана. Порталы… Ну, был на моей памяти один человек, который мог сам открывать порталы.

Правда, в космосе, здоровенные, но — мог. Шарлем звали…

Глава 28

Разбудили меня опять прожектора и сирена.

Проклиная Жан-Поля, его папу, дедушку и весь род до седьмого колена, я продрал глаза.

Увидел Жерара, вкатывающего в камеру знакомую тележку с подносами. Спрыгнул с койки и схватил поднос.

Сирена заткнулась, прожектора погасли. Интересно, это реально как-то связано, или мне просто везёт схватить поднос именно в тот момент, когда глохнет сирена?

— Доброго утречка, — приветствовал меня Жерар. — Как спалось?

— Охренительно, — проворчал я. — Прямо дом родной вспомнил. Мне мама по утрам всегда такую же сирену включала, а папа прожектора врубал и в глаза светил.

Жерар посмотрел с уважением.

— Серьёзно тебя воспитывали! Наверное, потому и гонщиком стал. А по мне по утрам только игуаны ползали.

— Кто? — офигел я.

— Ну, я в детстве у бабушки жил. У мамы было двое детей от первого брака, я и младший брат, и трое от четвертого. Тройняшки. Маме приходилось нелегко, поэтому нас с братом бабушка забрала к себе. Бабуля разводила игуан — породистых, на продажу. Но, конечно, не из каждого помёта удавалось продать всех, поэтому некоторые так и оставались у неё. В пять утра они просыпались и начинали ходить по мне. По брату тоже, но он был хитрый и научился их отпугивать.

— А почему же тебя не научил?

— Потому что этот говнюк прятал в мою кровать капустные листья и дохлых мышей, — мрачно сказал Жерар. — Игуаны шли на запах ко мне, а его не трогали.

— Дак, почему же ты ему в кровать ничего не напихал?

— Я не знал. Я почти не чувствую запахов и не догадывался, что у меня под матрасом дохлые мыши. Брат признался в своём коварстве только незадолго до переезда. Они с женой решили навсегда переехать на планету С-А69432/Н, и брат думал, что больше мы не увидимся.

— А ты — чего? — заинтересовался я.

— Я рассердился и побил его. Не очень сильно, — тут Жерар задумчиво посмотрел на свои пудовые кулаки, — брат, всё-таки. Молотком для мяса — мы как раз готовили стейки к прощальному семейному ужину. Но, пока брат лежал в больнице, от него ушла жена и переехала на планету С-А69432/Н с новым мужем. А брат остался. И теперь мы снова, как в детстве, живём вместе. Игуану завели.

— Высокие отношения, — пробормотал я.

Да уж. Братская любовь — это тебе не абы что. Вот уж когда порадуешься, что единственный ребёнок в семье.

Я придвинул к себе судок и снял крышку.

— Ну, я пойду, — засуетился Жерар, — остальных проведаю.

— Фионе — привет, — кивнул я, — скоро увидимся.

— Да-да, — закивал Жерар, — увидитесь, — и отчего-то засуетился ещё больше.

— Эй! — насторожился я. — Всё нормально?

— Конечно. Разве может быть иначе?

— Да хрен вас разберёт. У вас тут, по-моему, иначе как «иначе» вообще не бывает, всё через задницу.

Жерар сделал вид, что меня не услышал. Выкатил из камеры тележку с подносами и закрыл дверь.

* * *

— Это, по-твоему, «нормально»?!

Я смотрел на Фиону. Но вопрос задал Жерару, поскольку знал по опыту, что разговаривать с ней в нынешнем состоянии — продуктивно примерно настолько же, насколько продуктивной может быть беседа с кочаном капусты. Фиона это тут же подтвердила.

— Плесните колдовства в хрустальный мрак бокала, — провыла, воздев ко мне руки. — В расплавленных свечах мерцают зеркала!

— Ща плесну, — пообещал я. И влепил Фионе затрещину. — Я тебе ща так плесну! Ты когда нажраться успела? И где взяла?

— Напрасные слова — я выдохну устало, — прикрывая повинную голову руками и опускаясь на корточки, обиженно проныла Фиона, — уже погас очаг, ты новый не зажгла.

— Ну, и? — я повернулся к Жерару. — Это как понимать?

— А потому что ты сам виноват! — заносчиво объявил он. — Кто мне сказал, что надо подвиг совершить? Я у неё честно спросил, какой. Она сказала, выпить принести. Я и принёс. Маленько…