Читаем Сарданапал полностью

Салемен

Что считать,

Когда твоей грозят? Дай власть мне; дай

Твою печать и вверь мне остальное.

Сарданапал

Нет, жизнь людей не принесу я в жертву.

Жизнь отнимая, мы не знаем - что мы

Даем и что берем.

Салемен

И ты не хочешь

Взять жизнь врага, грозящего твоей?

Сарданапал

Вопрос нелегкий. Все же отвечу: нет!

Нельзя без казней разве? Но кого ты

Подозреваешь? Заключи под стражу.

Салемен

Не спрашивай, прошу тебя; не то

Ответ мой побежит в толпе болтливой

Твоих любовниц, облетит дворец,

Проникнет в город, и тогда - пропало.

Доверься мне.

Сарданапал

Доверюсь, как всегда.

Возьми печать.

(Дает ему перстень.)

Салемен

Еще прошу...

Сарданапал

О чем?

Салемен

Пир отменить, назначенный на полночь

В беседке над Евфратом.

Сарданапал

Отменить?!

Нет! Хоть бы все мятежники сошлись!

Пускай приходят с мерзостью любою

Не отступлю! Из-за стола не встану

Ни мигом раньше, кубка не отвергну,

Ни розой меньше не возьму, ни часом

Не сокращу веселья! Не боюсь!

Салемен

Но ты б вооружился, если надо?

Сарданапал

Пожалуй. У меня прекрасный панцирь

И меч, закалки той же; лук и дротик,

Что и Немвроду подошли б, - немного

Тяжеловаты, но удобны. Кстати:

Как я давно не пользовался ими,

Хоть на охоте! Ты их видел, брат?

Салемен

Да время ли для вздора и фантазий!

Возьмешь оружье в должный час?

Сарданапал

Возьму ли?

О, если чернь нельзя ничем полегче

Смирить - за меч возьмусь, пока она

Не взмолится, чтоб он стал прялкой!

Салемен

Люди

Твердят, что прялкой стал твой скипетр.

Сарданапал

Ложь!

Но пусть. У древних греков, о которых

Рабыни мне поют, болтали то же

О первом их герое, о Геракле,

Омфалу полюбившем. Видишь: чернь

Всегда и всюду рада клеветать,

Чтобы царей унизить.

Салемен

Не болтали

Такого о твоих отцах.

Сарданапал

Не смели.

Труд и война уделом были их.

И цепь они на латы лишь сменяли.

Теперь у них - мир, и досуг, и воля

Пить и орать. Пускай! Мне все равно.

Одной улыбки девушки прекрасной

Я не отдам за все восторги черни,

Венчающей ничтожных! Что мне в реве

Презренных стад отъевшихся, чтоб я

Ценил их мерзкие хвалы иль дерзкой

Боялся брани?

Салемен

Это люди - сам ты

Сказал, сердца их...

Сарданапал

И у псов сердца,

Но лучше, ибо преданней. Но к делу.

Ты взял печать; коль вправду будет бунт,

Уйми его, но не жестоко, если

Не вынудят. Мне гадко причинять

Или, терпеть страданье. Мы и так

И раб ничтожный, и монарх великий

Страдаем вдоволь; груз природных бедствий

Не прибавлять друг другу мы должны,

А облегчать взаимно роковое

Возмездье, отягчающее жизнь.

Им это неизвестно или чуждо.

Я сделал все, чтоб легче было им:

Я войн не вел, я не вводил налогов,

Я не вторгался в их домашний быт,

Я позволял им жить по их желанью

И сам так жил.

Салемен

Но забывал о долге

Царя; вот и кричат они, что ты

Быть государем неспособен.

Сарданапал

Ложь!

К несчастью, я лишь к этому и годен,

Не то последний бы мидиец мог

Меня сменить.

Салемен

И есть один мидиец,

Задумавший такое.

Сарданапал

Ты о чем?

Ты - скрытен; ты вопросов не желаешь,

А я не любопытен. Действуй сам;

Коль нужно будет, окажу поддержку,

Все утвержу. Никто сильней меня

Не жаждал править мирными и мирно;

Но если гнев разбудят мой, то лучше б

Им грозного Немврода воскресить,

"Великого Охотника"! Все царство

Я превращу в загон, травя зверей,

Кто _были_, но не _пожелали_ быть

Людьми! Они во мне иное видят.

Не то, что есть; но если стану тем,

Кого им _надо_ - худшее свершится,

И пусть самих себя благодарят!

Салемен

Что? проняло?

Сарданапал

Кого ж неблагодарность

Не проняла б?

Салемен

Отвечу делом я.

Храни в душе проснувшуюся силу,

Она дремала, но не умерла,

И ты свой трон еще прославить можешь

И полновластно царствовать! Прощай.

(Уходит.)

Сарданапал

(один)

Прощай! Ушел с моим кольцом на пальце,

Заменой скипетра. Он так же крут,

Как я уступчив. Но рабам мятежным

Нужна узда!.. Не знаю, в чем опасность.

Но он открыл, пусть он и устранит.

Ужели жизнь, столь краткую, мне тратить,

Чтоб охранять ее от сокращенья?

Она того не стоит. Это значит

До смерти смерть; жить, опасаясь смерти,

Ища мятеж, подозревая близких

За близость их, а дальних за далекость.

Но если им дано меня смести

С лица земли и с трона - что такое

Трон и земля здесь на земле? Я жил,

Любил и образ множил мой; а смерть

Такое же естественное дело,

Как этот вздор. Да, я не лил морями

Кровь, чтобы имя превратить мое

В синоним смерти, ужаса и славы,

Но не раскаиваюсь, жизнь моя

В любви. И если кровь пролить я должен,

То - против воли. До сих пор ни капли

Не вытекало из ассирийских жил

Из-за меня: гроша я не истратил

Из всей казны на то, что хоть слезы

Могло бы стоить подданным моим.

Их я берег - и стал им ненавистен,

Не угнетал - и вот растет мятеж.

О люди! Им коса нужна, не скипетр;

Косить их нужно, как траву, не то

Взойдет бурьян и жатва недовольства

Гнилая почву тучную отравит

И житницу в пустыню превратит!..

Не стоит размышлять! Эй, кто там!

Входит слуга.

Раб,

Скажи гречанке Мирре, что мы жаждем

Быть с нею.

Слуга

Царь, она пришла.

Входит Мирра.

Сарданапал

(слуге)

Ступай.

(К Мирре.)

О милая! Мое ты сердце слышишь:

В нем образ твой возник, - и ты пришла!

Позволь мне верить, что меж нами есть

Оракул нежный, сладостным влияньем

Влекущий нас, когда мы врозь, - быть вместе.

Мирра

Верь: есть.

Сарданапал

Я знаю, но назвать не в силах.

Что это?

Мирра

Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание сочинений. Т. 3. Глаза на затылке
Собрание сочинений. Т. 3. Глаза на затылке

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. В третьем томе собрания «Глаза на затылке» Генрих Сапгир предстает как прямой наследник авангардной традиции, поэт, не чуждый самым смелым художественным экспериментам на границах стиха и прозы, вербального и визуального, звука и смысла.

Генрих Вениаминович Сапгир , М. Г. Павловец

Поэзия / Русская классическая проза