Весенний рассвет на взгорье Джейн увидела впервые в жизни. Восточный край небосклона алел, постепенно наливаясь золотисто-оранжевым сиянием; сладко пахла мокрая трава; в зарослях дрока там и сям пестрели россыпи весенних цветов; над холмами дрожала зыбкая дымка; высокое небо голубело, начисто вымытое вчерашним дождем. Багровый шар солнца, выкатившись из-за дальней гряды на горизонте, стремительно разгорался, наполняя долины трепещущим горячим светом. С высоты раздавались заливистые трели жаворонка.
Рассвет полыхал над древними меловыми грядами, а Джейн томило неутоленное желание. Джетро… Ей хотелось быть с ним, здесь, среди дремлющих нагих холмов.
Она с болью в сердце спустилась в спящую долину, лелея напрасные, неосуществимые мечты.
Новая усадьба Уилсона оказалась очаровательным домом с черепичной крышей; все говорило о достатке и благоденствии. Джейн, сидя в седле, огляделась: похоже, Джетро повезло. Из дверей выглянула девочка, увидела Джейн, скрылась в доме. Немного погодя во двор вышла темноволосая женщина:
– Вы к Джетро?
– Да.
Извечное чутье подсказало женщине, кто перед ней, однако она не испытывала ни ревности, ни презрения; во взгляде сквозило равнодушное любопытство. Джейн неожиданно поняла, что этой женщине все известно, и, как ни странно, даже не покраснела.
Да и отчего ей было краснеть? Она только что провела ночь в цыганской кибитке и встретила рассвет на взгорье.
– Я с ним живу, – бесстрастно произнесла женщина. – Он ранним утром ушел, обещал через час вернуться. Ждите, если очень надо.
Джейн едва не расхохоталась. К ней внезапно вернулись спокойствие и уверенность в себе. Зачем ей дожидаться Джетро? Его пассию она увидела – этого вполне достаточно.
– Нет, спасибо, – улыбнулась Джейн. – Я тут проездом.
Она медленно поднялась по склону на взгорье; вдалеке, на вершине холма, виднелась одинокая фигура. Джетро?
Джейн не стала вглядываться, а повернула коня и поскакала по бескрайней равнине.
Скандальную выходку Джейн Шокли в Солсбери обсуждали много лет.
К девяти часам вечера обитатели соборного подворья возбужденно переговаривались. Джейн вышла из дому рано утром, на глазах возмущенных горожан отхлестала Хоб-Ноба плеткой, а потом ис чезла неизвестно куда. Конюх подтвердил, что она уехала верхом.
Только один человек в Солсбери догадывался, где она, – мистер Даниэль Мейсон. Он высказал предположение, что, скорее всего, Джейн отправилась на взгорье. Впрочем, он разумно рассудил, что больше ничего рассказывать не стоит. На поиски Джейн незамедлительно отправился отряд добровольцев.
Стивен Шокли, донельзя обеспокоенный, с девяти до одиннадцати часов вечера простоял в дверях особняка, принимая соболезнования обитателей соборного подворья; от предложенного кресла он наотрез отказался.
На следующий день к полудню мисс Шокли вернулась в Солсбери и как ни в чем не бывало заявила, что ничего страшного с ней не случилось – она уехала кататься на взгорье, попала в бурю и заночевала в цыганской кибитке.
Все на соборном подворье единодушно согласились, что именно скандальное поведение племянницы окончательно подорвало и без того слабое здоровье достопочтенного Стивена Шокли и ускорило его мучительно долгое угасание.
Спустя месяц мистер Портерс, как и подобает истинному христианину, снова героически предложил мисс Шокли руку и сердце – не ради того, чтобы обелить репутацию Джейн, а затем, чтобы в Солсбери поскорее забыли об опрометчивом поступке.
Ошеломленный отказом, мистер Портерс вернулся к себе в особняк и, поразмыслив, решил, что ему крупно повезло: судя по всему, мисс Шокли – весьма неуравновешенная особа.
Летним воскресным утром безмятежный покой окутывал дремлющие улочки Солсбери. Впрочем, впечатление это было обманчивым: в городе бушевали бурные страсти – как и в стародавние времена, горожане выступили против епископа.
На соборном подворье стояла коляска-ландо; солидный седовласый господин почтительно усаживал в экипаж шестидесятилетнюю даму в длинном белом платье, из-под которого выглядывали носки изящных лайковых туфель на пуговичках. Мистер Портерс и мисс Шокли, воплощение респектабельности и достоинства, собирались в Кранборн-Чейс.
В тишине соборного подворья раздался негромкий звон колокола, сзывавшего прихожан к заутрене. Мимо лужайки певчих неторопливо проехала телега водовоза, запряженная дряхлой кобылой. Из особняка Момпессонов вышла мисс Барбара Таунсенд[61]
, прижимая к груди альбом для рисования, и направилась к южным воротам. С Хай-стрит на подворье свернул тяжелогруженый возок, в котором восседал каноник с многочисленным семейством – ему предстояло три месяца отслужить в соборе.Джейн Шокли с трудом сдерживала возбуждение: завтра ей пред стоит схватка с епископом, а послезавтра… Она невольно улыбнулась – послезавтра о ней будет говорить весь город.