Сатана и Искариот. Части первая и вторая

— Сделай это, сделай! — рассмеялся он мне вслед. — Это ведь не только честь, это же настоящее наслаждение — быть убитым Олд Шеттерхэндом. Так приходите же как можно скорее! Буду страстно вас ждать.

Хотя этот человек беззаботно смеялся, я же, несмотря на то беспомощное положение, в котором оказался, уже видел его перед дулом собственного ружья и слышал короткий, резкий щелчок.

Долина начала опускаться к тому самому ручью, возле которого мы видели пасущиеся стада асьендеро. Животные все еще были здесь, но теперь около них стояли краснокожие пастухи. Белые бакеро лежали убитыми в траве: ни один из них не ушел живым. Почему их не пощадили, а всем переселенцам подарили жизнь, мне стало ясно гораздо позже.

Мы остановились в кустарнике перед асиендой. Там прямо на земле лежали связанные немцы, за жизнь которых я так боялся, а рядом с ними — асьендеро; узнав меня, владелец поместья крикнул:

— Это вы, сеньор? Зачем вы вернулись сюда?

— Чтобы спасти вас, но я, к сожалению, сам попал в руки убийц. Теперь вы видите, что я был прав?

— Правы, да не совсем. Нападение действительно произошло, но сеньор Мелтон оказался невиновным, как вы сами можете убедиться.

Он кивнул головой в сторону. Там лежали Мелтон и Уэллер-старший, также на земле, как и остальные, и также связанные по рукам и ногам. Это был, конечно, обман, цель которого сводилась к тому, чтобы показать непричастность обоих злодеев к набегу индейцев. Я хотел сказать об этом асьендеро, но мои сторожа уже увели лошадь, к которой я был привязан, на такое расстояние, что я не мог больше разговаривать с Тимотео Пручильо.

Перед моими глазами разыгрывалась очень оживленная сцена. Ворота асиенды были широко раскрыты; индейцы сновали туда и сюда, вынося из поместья все, что не было прибито. При этом они выли от восторга, словно дикие звери. Унесенное добро индейцы складывали не у самых ворот и не возле стены, а где-то подальше, что дало мне повод для опасений, которые позднее, к сожалению, оправдались. А именно, асиенда должна была превратиться в пепел, и надо было отнести добычу настолько далеко, чтобы на нее не попали искры.

Но для чего же сжигать дом? Какую особую цель преследовал при этом мормон, бывший вдохновителем всего этого нападения? Это стало мне ясно позже. В этом был прямо-таки дьявольский расчет.

Еще меня поразило, что среди пленников находились только асьендеро с женой; я не заметил ни одного человека из увиденных мною во время краткого пребывания на асиенде, прежде всего — напыщенного мажордома «сеньора Адольфо». Все они наверняка были убиты, и, видимо, по той же самой причине, которую я пока еще не знал.

Грабеж продолжался почти до обеда; потом пригнали скот. Стада собирали к северо-западу от асиенды на обширной площади, где столпилось много индейцев. Потом стали собирать тела убитых пастухов. Их снесли в дом, чтобы сжечь вместе с ним. Вскоре вверх поплыли клубы дыма, сначала от главного здания, потом и от маленьких домишек во дворе. Я услышал, как в ужасе закричал асьендеро, а его жена вторила ему громкими причитаниями.

Но ему еще предстояло пережить худшее. Тридцать или сорок воинов юма вскочили на лошадей и погнали их в различных направлениях.

«Зачем?» — спрашивал я себя и не находил ответа. Примерно через полчаса я увидел, как на востоке поднимается столб дыма; потом черный дым я заметил на юге, вскоре после этого — на севере; на западе, безусловно, происходило то же самое — просто я не мог этого видеть, потому что не удавалось повернуть туда голову.

Вне всякого сомнения, краснокожие подожгли лес! Высохшие травы и тростники стали как бы трутом, над которым с устрашающей скоростью пронесся всепожирающий огонь, чтобы впиться жаркими языками в сухие ветви, а потом приняться и за зеленые вершины. Асьендеро попеременно просил, жаловался, ругался — ничто ему не помогало. Сорок краснокожих разжигали огонь все дальше и дальше, чтобы он не угас во влажной зелени, и вернулись только тогда, когда пламя стало настолько сильным, что человеческие руки уже не могли его затушить, и теперь было ясно, что все усиливающееся пламя быстро опалит даже зеленые деревья, а потом они тоже загорятся.

Жар все усиливался и уже прогнал индейцев от поместья. Привезенные, а также добытые на асиенде вьючные седла были надеты на лошадей, а потом на животных навалили добычу. Сделав это, тронулись в путь. Впереди ехал вождь, за ним я с пятью стражниками, потом — еще несколько индейцев, а за ними переселенцы с асьендеро и его женой; все белые были связаны, колонну с обеих сторон конвоировали краснокожие. В хвосте ее гнали награбленных животных: лошадей, коров, овец и свиней. Колонна двигалась в северо-западном направлении, сначала вдоль ручья, а потом, когда он сделал петлю направо, то по открывшейся прогалине, где индейцы случайно задержались в том месте, в котором мормон хотел меня пристрелить, но сам попал в ловушку и был обезврежен.