Сатанинская сила

Он вынул из серванта свечу, зажег ее от лампадки, тихо чадившей в углу под образами, и спустился в погреб. Некоторое время он разыскивал искомый горшочек, пока случайно не услышал еще один посторонний звук, кроме собственных шагов: чего-то тяжелого, волоком передвигаемого снаружи. Он не сразу понял, что это, а когда понял и кинулся обратно к люку, было поздно — мама Дуня уже надвинула на крышку люка тяжеленный сундук и сама уселась сверху.

— Ну, мама! Ну вы и… — только и смог сказать ее пасынок, разведя руками и дивясь женскому коварству.

— Посиди, остынь, — только усмехнулась она. — Сказала, не пущу, значит, не пущу. А то — собрался. Нечего. Без тебя там они прекрасно обойдутся. Так-то!

* * *

…Прошел час. А возможно и десять. Давным-давно мог наступить завтрашний день, но вполне мог вернуться и позавчерашний. Вокруг продолжалась все та же жизнь вверх тормашками, Прободение двух миров с каждой минутой усугублялось, ничего не менялось лишь для одного-единственного в своем роде человека, начисто лишенного всякого воображения и сидящего в погребе. Он сможет так просидеть и сутки и трое, и весь месяц — продуктов там хватает с избытком, однако машинально пережевывая кольцо колбасы домашнего копчения (его любимого лакомства), Семен не чувствовал ее вкуса. Зато он хорошо почувствовал крик Сашенькиного сердца. Неужели у него стали меняться и органы чувств? Он совершенно отчетливо представлял себе, как ее, бледную и прекрасную, старательно моют в бане, наряжают в шелка и, убрав ее золотом и жемчугом, по старорусскому обычаю споют полагающиеся перед разлукой старинные жалостливые песни, а затем поведут в Мертвячью балку. Один лишь Бог способен ее сейчас спасти. Но Бога — нет. И Боба нет. Боба он тоже хорошо чувствовал. Он был где-то очень далеко, волна его подсознания была лениво-ритмичной, и с каждой минутой все замедлялась, очевидно он, подобно ветхозаветному Яхве, полюбовался делом рук своих и сказал себе, «что это хорошо», и решил впасть в нирвану на пару-другую тысчонок лет. Нет, бог из этого типа получился явно никудышный. Семен помнил, какое затравленное выражение появилось в его глазах на следующее утро, когда в углу камеры он обнаружил бутылку собственного изготовления. Моментально протрезвев, он понял все и смертельно перепугался. Теперь, будучи всемогущим, он боялся всего на свете, а больше всего самого себя.

И его страх по незримым волнам подсознания передался и Семену. Дрожь пробежала по его телу. Но вряд ли справедливо было все эти чувства приписывать боязни, ведь помимо темноты, в погребе было еще и жутко холодно. Мама Дуня испокон веку обходилась без холодильника. Вспомнив о ней, Семен покричал ее в щелочку, но вскоре понял, что она не слышит его, очевидно, вышла на кухню. Сундук же был неподъемен. Весь трясясь от холода, Семен накинул на плечи кусок рогожи, оглянулся — и обомлел. Он увидел на противоположной стене погреба собственную тень, отбрасываемую при помощи пламени свечи. В этой рогоже она удивительно напоминала силуэт человека в просторном плаще с накинутым капюшоном…

Тень шевельнулась.

— Я рад, что ты догадался это сделать, — сказал Черный. — Я тоже думал о тебе, но не силах был появиться здесь без повода. Ты предоставил мне его, спасибо тебе. Наши мысли идут в унисон, и это прекрасно. В конце концов мы с тобой — единое целое…

— Отпусти Сашу… — хриплым голосом вымолвил Семен. — Зачем она тебе?

— Затем же, зачем и тебе. Нет-нет, не пойми меня превратно, инстинкт продолжения рода, любовь, треволнения и прочие страсти меня не волнуют. Но Хивря… она моя мать… Или, скорее мачеха, ведь я, как и ты, подкидыш, и стал править лишь благодаря долгим и упорным интригам. Так вот, ей настоятельно необходимо обзавестись чьим-либо по возможности молодым и энергичным телом. Сам посуди, нелегко ведь сотни лет жить лишь в чьем-то воображении, так и рассеяться недолго. Так что, Зилант ей помогает, а я не могу мешать, это будет воспринято предосудительно.

— Но ты их вождь, так прикажи им уняться! — потребовал Семен.

— А смысл? — призрак пожал плечами. — К чему лишний раз напоминать им о себе? Ведь я для них уже даже не что-то, а всего лишь нечто, ходячее ничто, сгусток тьмы и несбыточных стремлений, а они, слуги мои, они уже очень даже нечто. Многие из них уже подчинили слабые ваши души, и на меня теперь даже не смотрят, я для них уже не авторитет. И мачеха моя — тоже не авторитет, власть у нее иллюзорная. А вот Зилант уже — авторитет. И Асгарот — тоже, он себе роскошное тело откопал.

— Так ты поможешь мне спасти ее или?..

— Эту девчонку? — призрак усмехнулся. — Это будет зависеть только от тебя. Помоги мне — и мы с тобой вместе выбьем старухе зубы и выдернем хвост Зиланту. И тогда к твоей красотке, разумеется, никто и пальцем не прикоснется.

— Помочь тебе… — в нерешительности проговорил Семен. — Это значит стать тобой и…

— Да, да, ну скорее же, решайся! У нас очень мало времени. Для мнимости не столь большое значение имеет ее тело, как сам факт принесения ее в жертву. Сила богов — в вашем преклонении перед ними.