Сатанинские стихи

Это не сработало. Тем не менее, какое-то время казалось, что лечение дает результаты. Джибрил выглядел более спокойным, более уравновешенным; последовательные сновидения все еще оставались с ним. Он по-прежнему читал по ночам стихи на арабском — языке, которого не знал: tilk al-gharaniq al-'ula wa inna shafa'ata-hunna la-turtaja, например, что, как оказалось, означало (Алли, разбуженная его провозглашениями, записала их фонетически и отправилась с этим клочком бумаги к спитлбрикской мечети, где от ее провозглашений волосы встали дыбом под тюрбаном муллы): «Они — возвышенные женщины, чья помощь воистину желанна»;[1517] но он казался способным воспринимать эти ночные шоу в отрыве от себя, и это давало и Алли, и психиатрам Моудсли ощущение того, что Джибрил медленно восстанавливал стену на границе между грезами и реальностью и был на пути к выздоровлению. Но, как оказалось, на самом деле это разделение являлось феноменом того же рода, что и раскол его личности на две составляющие, одну из которых он героически стремился подавлять, но вместе с тем, воспринимая ее как нечто внешнее по отношению к себе, еще и берег, лелеял и тайком наделял силами.

Что же до Алли, то она избавилась на некоторое время от колющего, неправильного ощущения того, что застряла в какой-то обманчивой среде, чужом рассказе; заботясь о Джибриле, инвестируя в его разум, как она называла это для себя, борясь за его спасение, дабы они смогли продолжить великую, восхитительную битву за любовь (ибо они, вероятно, не перестанут ссориться до самой могилы, терпеливо рассуждала она; они станут двумя старыми развалинами, слабо сотрясающими друг перед другом свернутыми в трубочку газетами, сидя на вечерних верандах своих жизней), она с каждым днем сильнее ощущала свою привязанность к нему; выросшую, можно сказать, на его родной почве. Это случилось спустя некоторое время после того, как Морис Уилсон был замечен сидящим среди печных труб и зовущим ее к смерти.

* * *

Господин «Виски» Сисодия, это блистательное и очаровательнейшее колено в очках, регулярно — по три-четыре визита в неделю — осведомлялся о ходе выздоровления Джибрила, неизменно являясь с коробками, полными всевозможной вкуснятины. Джибрил буквально изголодался до полусмерти за время своего «ангельского периода», и врачи полагали, что голодание в немалой степени поспособствовало его галлюцинациям.

— Так что теперь попора его откармливать, — хлопал Сисодия в ладоши, и, едва желудок страдальца подавал голос, «Виски» наполнял его деликатесами: китайским сладким рисом и куриным супом, бхел-пури[1518] по-бомбейски из нового шикарного ресторана, носящего, к несчастью, имя «Пагал-хана», чья «Безумная Пища» (это название, однако, могло быть переведено и как Дурдом) приобрела огромную популярность, особенно среди младшего поколения британских азиатов, соперничая даже с устойчивым лидерством Шаандаар-кафе, из которого Сисодия, не желая показывать неподобающей пристрастности, тоже доставлял еду — конфеты, самосас, пирожки с курицей — для чрезвычайно прожорливого Джибрила.

Он приносил также блюда собственного приготовления — рыбное карри,[1519] раитас,[1520]

сивайян,[1521] кхир,[1522] — похваляясь за едой комплиментами знаменитостей на званых обедах: что Паваротти[1523] любил ласси[1524] мистера Виски, а бедный Джеймс Мейсон

[1525] был прямо в восторге от его пряных креветок. Ванесса,[1526] Амитабх,[1527] Дастин,[1528] Шридеви, Кристофер Рив,[1529]

— все были опрошены.

— Каждая сусу… суперзвезда должна знать о вкукусах сиси… си-ибе подобных.

Сисодия и сам был легендой, узнала Алли от Джибрила. Самый скользкий и сладкоречивый человек в бизнесе, он создал серию «высококачественных» картин на микроскопических бюджетах,[1530] продолжая вот уже более двадцати лет работать на чистом обаянии и неистощимой суетливости. Людям, участвующим в проектах Сисодии, платили неохотно, но они не могли ему возразить. Однажды он подавил кастовое восстание — неизбежно возникшее в связи с оплатой, — отправившись со всей съемочной группой на грандиозный пикник в один из самых невероятных дворцов индийского махараджи — место, обычно недоступное никому, кроме элиты знатного происхождения, гвалиярской,[1531] джайпурской[1532] и кашмирской. Никто так и не узнал, как ему удалось это, но большинство участников этой экспедиции с тех пор и до сего момента трудилось для продвижения авантюр Сисодии, похоронив проблемы с заработной платой под великолепием подобных жестов.

— И он всегда был там, где был нужен, — добавил Джибрил. — Когда Чарулата,[1533] великолепная актриса-танцовщица, с которой он часто сотрудничал, нуждалась в лечении рака, годы неоплаченных гонораров вдруг материализовались в одночасье.