Сатанинские стихи

К концу первого года двенадцать настолько вжились в роли, что их предыдущая самость начала постепенно растворяться. Баал, становившийся месяц за месяцем все более близоруким и тугоухим, видел формы девочек, проходивших мимо него, их края смазывались, их образы как бы удваивались, словно тени, наложенные на тени. Девочки тоже начали развлекаться новыми взглядами на Баала. В эти годы среди шлюх бытовал обычай, вступая в профессию, брать такого мужа, который не причинит им никаких неприятностей — гору, например, или фонтан, или куст, — чтобы они могли принять, формы ради, название замужней дамы. Среди девочек Занавеса повелось брать в мужья расположенный на центральном дворике Источник Любви, но теперь назревало своего рода восстание, и настал день, когда проститутки вместе отправились к Мадам, дабы сообщить, что теперь, когда они стали воспринимать себя женами Пророка, им требуется муж лучшего сорта, чем какой-то там каменный родник, который, в конце концов, почти ввергал их в идолопоклонство; и объявить, что все они решили стать невестами этого недотепы, Баала. Сперва Мадам попыталась отговорить их от этого, но когда поняла, что девочки предлагают дело, уступила и велела привести к ней писателя. Звонко смеясь и толкаясь локтями, двенадцать куртизанок проводили ковыляющего поэта в тронный зал. Когда Баал услышал их план, его сердце забилось столь неровно, что он потерял равновесие и упал, и «Аиша» вскричала в испуге:

— О боже, так мы станем его вдовами прежде, чем успеем побывать женами!

Но он оправился: к его сердцу вернулось спокойствие. И, не имея иного выбора, он согласился на предложение двенадцати. Тогда Мадам выдала их всех за него замуж, и в этом логове вырождения, в этой антимечети, в этом лабиринте профанации Баал стал мужем жен бывшего бизнесмена, Махаунда.

Затем жены объяснили ему, что ждут от него бережного исполнения своих обязанностей с ними со всеми, и разработали график дежурств, согласно которому он мог проводить день с каждой из девочек в свой черед (в Занавесе день и ночь были инвертированы, ночь была для работы, а день — для отдыха). Прежде, чем он взялся осуществлять эту тяжелую программу, они созвали совещание, на котором сообщили, что ему следует начать вести себя хоть немного похоже на «настоящего» мужа, то есть — Махаунда.

— Почему бы тебе не поменять свое имя, как остальные из нас? — зло потребовала «Хафза», но Баал гнул свою линию.

— Может быть, тут нечем гордиться, — настаивал он, — но это — мое имя. И что важнее, я не работаю здесь с клиентами. Нет никакой деловой причины для такого изменения.

— Ладно, во всяком случае, — чувственно передернула плечиками «Мария Коптская», — с именем или без имени, мы хотим, чтобы ты начал действовать как он.

— Я не так много знаю о нем, — попытался возразить Баал, но «Аиша», которая действительно была самой привлекательной из всех, или, во всяком случае, так стал он чувствовать в последнее время, обворожительно улыбнулась.

— Право, муж мой, — ластилась она к нему. — Это не так уж и трудно. Мы просто хотим, чтобы ты, ты знаешь. Был боссом.

Как оказалось, шлюхи Занавеса были самыми старомодными и заурядными женщинами Джахилии. Их работа, которая могла так легко сделать их циничными и разочаровавшимися (и они были, конечно, способны удовлетворить свирепые интересы своих посетителей), вместо этого превратила их в мечтательниц. Изолированные от внешнего мира, они задумали фантазию «обычная жизнь», в которой не хотели ничего большего, чем быть послушными, и — да — покорными помощницами мужчины, который был бы мудрым, любящим и сильным. Иначе говоря: годы потакания мужским фантазиям в конечном счете исказили их мечты настолько, что даже в глубине души они желали превратить себя в самую старую из всех мужских фантазий. Дополнительная перчинка разыгрывания домашней жизни Пророка привела их всех в состояние глубокого возбуждения, и смущенный Баал понял, что значит иметь двенадцать женщин, соперничающих за его покровительство, за радость увидеть его улыбку, когда они мыли ему ноги и вытирали их своими волосами, когда они умасливали его тело и танцевали перед ним, и тысяча других способов, предписанных браком их мечты, которого они никогда не думали обрести на самом деле.

Это было непреодолимо. Он стал находить удовольствие в том, чтобы повелевать ими, чтобы выносить решение в спорах между ними, чтобы наказывать их, когда был сердит. Однажды, когда их ссоры чересчур надоели ему, он зарекся от них всех на целый месяц. Когда же он отправился навестить «Аишу» спустя двадцать девять ночей, она так раззадорила его, что он был не в силах устоять.

— Этот месяц длился только двадцать девять дней, — нашелся он.[1653]