Сатанинские стихи

Как бы в ответ на такое богохульство Аиша наложила еще более строгие дисциплинарные меры, настаивая, чтобы все паломники произносили все пять молитв, и постановив, что пятница должна стать днем поста. К концу шестой недели она заставила путешественников оставить еще четыре тела там, где они упали: двух стариков, одну старуху и одну шестилетнюю девочку. Паломники проходили вперед, обратившись к мертвецам спиной; однако остающийся позади Мирза Саид Ахтар подбирал тела и заботился о том, чтобы они получили приличные похороны. В этом ему помогали сарпанч — Мухаммед-Дин — и бывший неприкасаемый, Осман. В такие дни им приходилось надолго отставать от шествия, но фургону, мерседесу-бенц, не требуется много времени, чтобы нагнать сто сорок с лишним мужчин, женщин и детей, устало бредущих к морю.

* * *

Количество мертвых все увеличивалось, и группы сомневающихся паломников вокруг мерседеса росли ночь за ночью. Мирза Саид стал рассказывать им истории. Он поведал о леммингах,[2011] и о том, как чаровница Цирцея превратила людей в свиней;[2012] он рассказал и историю о человеке, заманившем городских детей в горную расселину своей игрой на дудочке.[2013]

Закончив это повествование на родном языке селян, он стал читать стихи по-английски, чтобы они смогли услышать музыку поэзии несмотря на то, что не понимали слова.

— Гаммельн — в герцогстве Брауншвейк, — начал он. — С Ганновером славным в соседстве. Везер, полна, широка, глубока, приятней нигде не найдешь уголка…[2014]

Теперь он имел удовольствие следить за преображениями девочки Аиши, взирающей на него разъяренной фурией, пока бабочки полыхали, словно походный костер, за ее спиной, создавая видимость пламени, струящегося из ее тела.

— Те, кто слушают стихи Дьявола,[2015] произнесенные на языке Дьявола, — кричала она, — в конце концов и попадут к Дьяволу.

— Значит, это выбор, — ответил ей Мирза Саид, — между дьяволом и глубоким синим морем.[2016]

* * *

Прошли восемь недель, и отношения между Мирзой Саидом и его женой Мишалой ухудшились настолько, что они больше не разговаривали. К этому времени (и несмотря на рак, сделавший ее столь же серой, как похоронный пепел) Мишала сделалась главным заместителем Аиши и самым преданным ее учеником. Сомнения других ходоков только усилили ее собственную веру, и в этих сомнениях она недвусмысленно обвиняла мужа.

— К тому же, — упрекнула она его в последней беседе, — в тебе уже совсем нет тепла. Я боюсь к тебе приблизиться.

— Нет тепла? — вскричал он. — Как ты можешь говорить такое? Нет тепла? Ради кого я помчался в это чертово паломничество? Заботясь о ком? Потому что люблю кого? Потому что так беспокоюсь, так печалюсь, так наполнен страданиями о ком? Нет тепла? Неужели ты чужая? Как ты можешь говорить такие вещи?

— Послушай себя, — сказала она голосом, растворяющимся в некую дымность, мутность. — Вечный гнев. Холодный гнев, ледяной, словно крепость.

— Это не гнев, — ревел он. — Это беспокойство, недовольство, жалость, рана, боль. Где ты слышишь здесь гнев?

— Я слышу его, — сказала она. — Все могут услышать, на мили вокруг.

— Пойдем со мной, — умолял он. — Я отвезу тебя в лучшие клиники Европы, Канады, США. Доверься западным технологиям. Они могут творить чудеса. Ты же тоже всегда любила эти агрегаты.

— Я продолжу паломничество в Мекку, — сказала она и отвернулась.

— Ты проклятая глупая сука, — проревел он ей в спину. — Если ты собралась умирать, это еще не значит, что ты должна взять всех этих людей с собой.

Но она пошла прочь к лагерю на обочине, так и не обернувшись; и теперь, поняв, что потерял контроль над собой и наговорил гадостей, он упал на колени и зарыдал. После этой ссоры Мишала отказалась спать рядом с ним.[2017]

Она и ее мать откатили свои постельные принадлежности к окутанной бабочками пророчице их мекканских поисков.

Днем Мишала непрерывно работала среди пилигримов, ободряя их, поддерживая их веру, собирая их вместе под крылом своей мягкости. Аиша все дальше и дальше отступала в тень, и Мишала Ахтар стала полноправным лидером паломников. Но был один пилигрим, над которым она утратила свою власть: госпожа Курейши, ее мать, жена директора госбанка.

Прибытие господина Курейши, отца Мишалы, стало настоящим событием. Паломники остановились в тени лесополосы и занимались сбором хвороста и чисткой кухонных горшков, когда показался кортеж. Тут же госпожа Курейши, ставшая на двадцать пять фунтов легче, чем в начале путешествия, с кряхтением подскочила на ноги и принялась остервенело счищать грязь с одежды и приводить волосы в порядок. Мишала увидела мать, ковыряющуюся с расплавившейся губной помадой, и поинтересовалась:

— Куда ты смотришь, ма? Расслабься, а?

Мать слабо указала на приближающиеся автомобили. Минуту спустя высокая, степенная фигура большого банкира возвышалась на ними.

— Если бы я не видел это собственными глазами, не поверил бы, — произнес он. — Они сказали мне, но я лишь отмахнулся. Поэтому пришлось самому искать тебя в этой глуши. Исчезнуть из Перистана, ни слова не сказав: что еще за блажь?