– Я скажу тебе, Виктор, что мой сын был редким зверем, чудовищем, нечеловеком. И убили его именно по этой причине. Здесь не надо искать каких-то подводных течений и особых причин, тем более связанных с деятельностью его отца… Вадика убил тот, кто не мог больше терпеть его идиотских выходок и, главное, безнаказанности, того, что ему абсолютно все сходило с рук… Ведь его отец, мой муж, делал все возможное, чтобы оградить Вадима от разного рода неприятностей. Больше того, я тебе скажу: Саша гордился своим сыном! Да-да, не удивляйся! Ему нравилось, что Вадим не мямля, что его все боятся и уважают, что за ним бегают девочки… Он считал это признаком нормального развития молодого мужчины. А Вадик был всего лишь чрезмерно избалованным ребенком, уродцем, потерявшим (еще не успев приобрести) все моральные ориентиры. Ты думаешь, я бездействую? Нет, я обратилась в частное сыскное агентство, чтобы они нашли убийцу моего сына. И они найдут – я больше чем уверена. Но этого убийцу я буду УВАЖАТЬ, понимаешь меня? Мне достаточно только взглянуть на него, чтобы понять, права я была относительно своего сына или нет! Ты не смотри на меня так – я еще не сошла с ума. Но поверь, когда узнаешь о собственном сыне такое… Ты не знаешь, к примеру, из-за чего разгорелся конфликт между вашей классной руководительницей и Вадиком? Ведь фотоаппаратом щелкал ТЫ, ТЫ, КРАВЦОВ! А где? В кабинете литературы? А может быть, и еще где-нибудь? Ты куда, уже уходишь? ТЫ ТОЖЕ БЫЛ ТАМ!
Кравцов, испугавшись, что разговор может зайти слишком далеко, кинулся к дверям.
Он боялся, что Вероника крикнет ему вслед что-нибудь оскорбительное, страшное, но ничего такого не произошло. Виктор вылетел на лестничную площадку и, перепрыгивая через ступени, бросился вниз, в ночь, в темноту, где его никто не смог бы увидеть… Он одного не мог понять: откуда Вероника узнала, ГДЕ были сделаны эти снимки? Неужели Льдов проговорился?
В семь часов к Ботаническому саду, расположенному в центре города, этому чудному зеленому месту, удивляющему горожан совершенно фантастическими сочетаниями деревьев и кустарников, подъехала машина, из которой вышло пятеро взрослых мужчин. Они подошли к группе подростков, прятавшихся от моросящего дождя под кронами американского клена, и начался разговор. Напротив, через узкую, протоптанную местными жителями тропинку, стояла другая группа подростков, но уже с девочками. Самый высокий, Кравцов, держал над головами Кати Синельниковой, Тамары Перепелкиной и Жанны Сениной зонт. Горкин на «стрелку» не пришел. Олеференко обещал прийти, но, должно быть, опаздывал.
От группы интернатских отделился молодой мужчина в черных джинсах и красной спортивной куртке, подошел к Кравцову и сказал, перемежая каждое, несущее смысловую нагрузку слово, матерным:
– Пятнадцать кусков деревянных. Сроку – неделя. Встречаемся здесь же. Телок твоих пока трогать не будем.
Последние слова потонули в шуме моторов – в сад въезжали милицейские фургоны и машина «Скорой помощи»…
Машина с «заводскими», петляя между деревьями, уже удалялась к кладбищу, когда один милицейский фургон, резко развернувшись, поехал за ними. Интернатские бросились врассыпную.
Когда Людмила Борисовна Голубева, торопливо покинув милицейскую машину, подбежала к сбившимся в стайку девочкам, одноклассницам ее погибшей дочери, ей показалось, что среди перепуганных бледных лиц она видит и Наташино…
– Девочки, с вами все в порядке? – спросила она, обнимая всех по очереди.
– Да все нормально… – охрипшим голосом ответила за всех Тамара Перепелкина. Она-то боялась больше всех – ведь это из-за нее поднялось столько шума. – Они уехали. Сказали, чтобы мы заплатили им пятнадцать тысяч…
– Долларов? – спросил подошедший Корнилов.
– Да нет, рублей.
– Вы знаете, кто это был?
– Знаем. Интернат и «заводские», – ответила Сенина, да так бодро, по-бойцовски, как будто пожалела, что «стрелка» закончилась так постыдно: без драки, без крови, без победителя… – А вы из милиции?
Корнилов пожал плечами: разве не видно?
– А что там с Драницыной? – Сенину трудно было остановить, она вошла в раж и теперь чувствовала себя главным героем события. – Жива еще? Не нашли, кто стрелял?
– Сенина, заткнись! – Тамара Перепелкина бросила на нее полный отвращения взгляд, и Жанна сразу же замолкла.
– Это я должен поговорить с вами о ней, – как можно мягче произнес Корнилов. Он как бы извинялся за свою назойливость и, глядя на лица мальчишек и девчонок из обреченного 9 «Б», с ужасом думал о том, кто же будет следующим?
– С Олей больше всех дружила Лена Тараскина, но ее здесь нет, она в больнице… – сказала Тамара. – Нам известно, что Оля Драницына навещала довольно часто своего крестного, убирала у него, а он давал ей за это деньги.
– Где живет ее крестный? Как его зовут?
– Да вы спросите у ее мамы, она же должна знать…
Корнилов не знал, как объяснить им, что мама Оли Драницыной запила, и, чтобы вывести ее из этого жуткого состояния, требуется время.