Саван на понедельник

— Обычное дело, — ответил Болан. — Я вошел и увидел, что Тусканотте на месте нет. Тогда я осмотрел окрестности и допросил пленного. Я хотел узнать, куда же делась наша цель.

— Кто был убит?

— Допрос по всем правилам, — уклонился от ответа Болан.

— Вам неловко об этом говорить?

Нет, происшедшее его не волновало, и он ответил с равнодушным видом:

— Скидс Мангоне получил несколько граммов свинца как раз за левое ухо. Он был от меня на расстоянии менее двух метров, и это сказалось на его черепе, который лопнул, как орех. Так что красавчик умер без мучений.

— Какой ужас, — вздрогнула Роза.

Болан промолчал. Они по-прежнему двигались в направлении Колумбуса.

— Я заметила, что у вас не хватает двух удавок, — произнесла она через некоторое время. — Вы их использовали?

— Да, — коротко ответил он.

Красивое лицо молодой женщины не дрогнуло.

— Как... Как вы ими пользуетесь?

— Вас это на самом деле интересует?

— Да.

— Почему?

— Я пытаюсь понять вас. Или, точнее, понять, как вы работаете. Но если вы не хотите объяснять...

Болан вздрогнул, внимательно посмотрел на свою красивую спутницу и произнес:

— Я ведь знаю, что вы думаете. К сожалению или к счастью, я уже не задаю себе столько вопросов. И я бы хотел...

— Вам нечего оправдываться, — чуть слышно пробормотала она.

— Я и не собираюсь этого делать. Но вам, конечно, нужно...

— Хватит, прошу вас! — запротестовала она.

— Вы правы. Вообще не стоило касаться этой темы. Сейчас мы заедем за вашей машиной, а потом вы отправитесь в Индианаполис и займетесь самолетом: в полночь он должен быть готов к вылету с «караваном» на борту.

— Мы так не договаривались! — возмутилась Роза. — Ведь мы решили...

— Здесь вам не игра, — холодно оборвал ее Болан. — Здесь нет хороших и плохих, полицейских и воров. Мы на войне, принцесса. Мы лишь договорились об одном испытании, чтобы посмотреть, не тонка ли у вас кишка. Результат отрицательный. Значит, ваше место не здесь.

— Вы так несправедливы ко мне! — воскликнула она. — Зачем же вы поощряли меня с самого начала? Все время уверяли, будто я хорошо работаю...

— Перестаньте, Роза, ведь вы не ребенок. Возможно, в этом вся суть. Ваш мозг не запрограммирован на такую работу. Он не хороший и не плохой, он просто приспособлен для другой деятельности.

— Естественно. Я же еще не насытилась кровью!

— с горечью возразила она.

— Болан слегка улыбнулся.

— Хотите обсудить этот вопрос?

— Конечно.

— Что ж, давайте.

— Я полагаю, что всякая жизнь священна, хотя это, в принципе, не значит...

— Оставим эти штампы, ладно?

— Вы о чем?

— О том, что жизнь священна. Вы именно так изволили выразиться, — с сарказмом произнес Болан.

— Да.

— Тогда начнем со слонов.

— Как это?

— А очень просто. Жизнь слона — священна?

— Безусловно, к этой проблеме можно подходить по-разному. Но в целом жизнь слона имеет ценность. Для него и для других.

— А как быть с блохой, которая живет на спине у слона? Ее жизнь тоже священна?

Разговор начал забавлять Розу.

— Я вижу, куда вы клоните, — улыбнулась она.

— Но и жизнь блохи... имеет ценность... хотя бы для других блох.

— Не будем играть словами, — возразил Болан.

— Вы допускаете, что слон священен, потому что он живой, но вы колеблетесь, когда нужно сказать то же самое о блохе. Тогда в чем разница? Ведь и блоха, и слон — живые существа?

— Будем считать, все дело в том, что слон крупнее, — шутливым тоном отозвалась Роза, хотя ей было вовсе не до шуток.

— Но жизнь нельзя мерить размерами живых существ. Жизнь — это сила, энергия. Она развивается везде, где может, идет ли речь о слоне, блохе или о цветке.

— О мужчине и о женщине тоже, — добавила Роза.

— Вот мы и договорились: жизнь — это сила, а не вещь.

— Мне кажется, мы смотрим на проблему с разных точек зрения. Я имею в виду человеческую жизнь.

— Значит, мы не говорим больше о священном характере жизни?

— Для меня это то же самое, — возразила девушка.

— Минуту назад вы уверяли, что это разные вещи.

— Но, Мак, вы же не будете сравнивать блоху и человеческое существо!

Болан язвительно усмехнулся.

— Ими обоими движет одна и та же форма энергии. И в какой момент, по-вашему, она становится священной?

— Короче, для вас жизнь — всего-навсего поток энергии?

— Какая разница, как ее называть? — вздохнул он. — Но вы, по крайней мере, допускаете, что это — созидательная сила?

— Не всегда.

— Ну уж поначалу-то — непременно. Разумеется, потом, с какого-то момента, все усложняется. Вселенная распадается... кажется, это называют законом энтропии... Энергия постепенно исчезает, и мир рушится. Верно?

— Довольно примитивная интерпретация, к тому же очень субъективная, — заметила Роза.

— Ну еще бы, ведь у вас диплом физика! А я с трудом уберег свой мозг от постороннего влияния. Я просто спрашиваю: имеет ли научную ценность закон энтропии, проверен он или нет?

— Если бы это было не так, — улыбнулась она, — все открытия двадцатого века оказались бы совершенными иллюзиями.

— Тогда какой же основной закон жизни? — спросил он.

Роза Эйприл снова улыбнулась.

— Наш разговор ни к чему не приведет. Вы пытаетесь поймать меня на слове.

После недолгой паузы Болан еще раз спросил: