Читаем Савва Сторожевский полностью

Вот как это подтверждается: «Тот евангельский текст, который присваивается Звенигородскому Спасу, восстановлен по чтению на такой точной копии Звенигородского чина, какой является облачный деисус Никольского Единоверческого монастыря. Идентичная надпись и на другой копии — среднике чина Покровского собора на Рогожском кладбище. Если прибавить сюда тексты на иконах Христа из Макарьевской мастерской и на Преображенском кладбище, а также на прориси деисуса, опубликованной В. П. Гурьяновым, и рисунки «Спаса» собрания Тюлина, то увидим, что композиции, так или иначе повторяющие Звенигородский чин, все дают один и тот же вариант надписи. Разновременность и разнохарактерность повторений дают основание для вывода, что воспроизводимый ими евангельский текст принадлежит оригиналу, т. е. рублевскому деисусу звенигородского типа».

Удивителен сам текст. Как он совпадал с теми начинаниями, которые затеяли в Звенигороде князь Юрий с Саввой Сторожевским! Особенно в связи с новыми формами мирского управления, о которых они думали, и мирскими судами, о которых говорилось даже в специальной грамоте Юрия 1404 года.

Перекликается эта запись и с поучениями старца Саввы к князю Юрию Звенигородскому, которые оставил нам Маркелл Безбородый — о «милостивом» правлении.

Не правда ли, все как будто в одном «узле»? Его только нужно развязать. Не спеша и со вниманием.


Примечательно, что прямо у стен Саввино-Сторожевского монастыря в старину добывали важнейшую земляную краску, без которой трудно себе представить росписи храмов. Звенигородскую краску знали все иконописцы Древней Руси и называли ее «чернило земляное».

Иногда для чернения применялась древесная сажа. Но в стенной живописи очень важны были эти чернила из земли. Источником их, например, в XVII веке была река Разварня (Разводня, Сторожка).

В расходной книге Оружейного приказа находим запись: «И в нынешнем 1668 году мая в 20 день, по указу великого государя, послан в Звенигород в Саввинский монастырь московский кормовой иконописец Сижор Ростовцев, а велено ему взять к нашему иконописному стенному письму чернил земляных из реки Разварни 20 пудов».

В самом Саввином монастыре есть знаменитая Трапезная, с куполом, повторяющим Грановитую палату Московского Кремля. Видимо, она была расписана в похожем стиле. Знаменитый иконописец Симон Ушаков со своими мастерами использовал земляное чернило в стенных росписях Грановитой палаты в 1684 году («На стенное письмо в Грановитой палате, по росписи Симона Ушакова с товарищами, надобно чернил копченых 300 кувшинов, чернил земляных 2 воза»).

Есть и такие свидетельства: «А по сказке иконописца Степана Рязанца с товарищами, надобно изготовить к стенному письму в Архангельском соборе чернил земляных из реки Разварни 20 пудов».

Собственно это «чернило земляное» является минеральной, естественной, натуральной краской. По сути — это глинистый сланец с большим содержанием углерода. Но без него — причем в масштабах «пудов» — росписям не бывать.

Использовал ли его Андрей Рублев для своих фресок? Мы не знаем.


Савва Сторожевский поставил имя Андрея Рублева в первый ряд лучших иконописцев. После Звенигорода в 1405 году он не случайно расписывает Благовещенский собор Московского Кремля, став третьим (!) по значимости и списку среди лучших иконописцев Руси. Но скоро он уже будет первым.

Всю жизнь Андрей Рублев считался иноком Спасо-Андро-никова монастыря. Под конец дней своих он распишет здесь Спасский собор. Недавно в нем было обнаружено точное место могилы иконописца и найдены мощи его наставников.

Андрей Рублев стал настоящим мастером фрески. До этого на Москве было много русских «иконников». Расписывать стены доверяли в первую очередь грекам. Они были признанными специалистами. А фрески — считались дорогой работой и заказом, который был по карману лишь единицам.

В Звенигороде не случайно было решено: средства есть — пусть будет именно русский мастер. Можно сказать, что для раннемосковских храмов и это решение принималось впервые!

Лики на росписях звенигородских соборов — преподобные Пахомий Великий и Варлаам — и многие другие все необычные, «философские», редкие. О росписях в Рождественском храме Саввино-Сторожевского монастыря, имеющем отношение ко времени Юрия Звенигородского, сохранилось любопытное свидетельство-описание в рукописном сборнике XVII века: «Во святой и великой лавре преподобного отца Саввы звенигородского соборная церкви Рождества Пресвятая Богородицы первое стенное письмо на левкасе вместо иконного письма. Та церковь писана: от царских дверей с правую страну Арсений Великий, а иных святых лиц не видно, а против левого клироса от царских дверей писаны: Антоний Великий, Павел Фивейский, преподобный Онуфрий Великий, по нем преподобный Марко Фраческий афинянин, а та церковь писана в княжение великого князя Георгия».

Что-то скрывалось за подбором сюжетов и необычных имен. Была какая-то задумка. Что-то уже зрело, наподобие концепции «Троицы». Но для нас — потомков — не сохранилось…

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Отцы-основатели
Отцы-основатели

Третий том приключенческой саги «Прогрессоры». Осень ледникового периода с ее дождями и холодными ветрами предвещает еще более суровую зиму, а племя Огня только-только готовится приступить к строительству основного жилья. Но все с ног на голову переворачивают нежданные гости, объявившиеся прямо на пороге. Сумеют ли вожди племени перевоспитать чужаков, или основанное ими общество падет под натиском мультикультурной какофонии? Но все, что нас не убивает, делает сильнее, вот и племя Огня после каждой стремительной перипетии только увеличивает свои возможности в противостоянии этому жестокому миру…

Айзек Азимов , Александр Борисович Михайловский , Мария Павловна Згурская , Роберт Альберт Блох , Юлия Викторовна Маркова

Фантастика / Биографии и Мемуары / История / Научная Фантастика / Попаданцы / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

История / Философия / Образование и наука / Документальное / Биографии и Мемуары