Читаем Савва Сторожевский полностью

Теперь о его имени. В книге-житии о Савве, написанной в XIX веке, то есть спустя полтысячелетия после его кончины (бывало, что разные жития и других святых писались намного позже их преставления), говорится, что, принимая монашеский обет и постриг в Троицком монастыре, «он намеренно скрыл свое высокое происхождение, так как предание приписывает ему оставление имущества и заменение мягких одежд власяными рубами». Это дало повод для всяческих размышлений относительно того, кто были его родители и что он мог происходить вовсе не из простой семьи. И это на самом деле близко к истине.

В XIX веке и на заре века XX интерпретаторы Жития Саввы рассматривали такую версию, правда, никто из них не привел ни одного документа или доказательства в ее защиту. Однако его заметная роль во всех монастырских делах еще в период пребывания в обители Сергия Радонежского, общение с великими князьями и их родственниками, исполнение обязанностей на главных постах в разных монастырях, внимание к нему со стороны власть имущих, влияние его не только на духовную, но и на политическую и военную мысль, на развитие архитектуры и искусства своего времени говорят и о его немалом и добротном образовании, а также о весьма уважаемом «мирском» (пусть даже и в прошлом, до монашества) положении.

Сам Сергий, например, был из простого рода. И он занял высочайшее положение человека, влияющего на развитие молодого Московского государства. Савва же не стремился к главным ролям, он всегда был как бы в тени, за спиной у Сергия, в числе его братии. Однако именно он, «не выделяясь» — почему-то всегда выделялся

из этой братии и как никто другой внес огромный вклад в историю своего времени. Конечно, и другие многочисленные ученики и сподвижники Сергия приняли участие в духовном возрождении Руси, воздвигали монастыри и устраивали в них братскую жизнь. Но никто из них тогда не участвовал так значимо в мирских заботах, как это делал Савва. Что-то как будто давало ему небольшое преимущество перед остальными соратниками и сподвижниками. Думается, это и было как раз — его происхождение.


Конечно, можно было бы предположить (и это не раз делалось ранее), что Савва происхождением своим обязан Звенигородской земле. Что ж, можно рассмотреть это утверждение и как вполне разумное. Здесь он мог появиться на свет, взрасти, и даже (до своего попадания в монастырь к преподобному Сергию Радонежскому) в юности иметь отношение к знаменитым сторожевым отрядам, которые, как известно, дали название горе Сторожи. Почему бы и не поверить в то, что он был одним из разъезжих воинов-конников, которые, быть может, дежурили на этой пограничной земле. Некоторые из таких воинов становились монахами. Не потому ли потом о нем будут говорить, как о защитнике Русской земли? Именно здесь, на высоком холме позднее и будет основан им монастырь. А это значит, что Савва не просто на склоне лет своих переехал в Звенигород по приглашению князя Юрия Дмитриевича, а просто возвратился в свои родные края.

Если он был сыном именитых родителей, то в случае его рождения на Звенигородской земле нетрудно предположить, что они могли бы иметь отношение к какому-то боярскому роду. Звенигород был тогда достаточно большим и серьезным центром удельного княжества, сильное и родовитое боярство здесь возникло давно. Бояре звенигородские слыли хорошими воинами, они составляли наиболее значимые весьма сильные боевые дружины. Одна из них участвовала в Куликовской битве, где сложили головы десятки детей боярских из звенигородских семей. Да и подати в Московскую казну Звенигород платил почти самые большие, в сравнении с другими близкими к Москве уделами. А это значит — было кому и что платить.

Князь Юрий Дмитриевич, фактически впервые получив в наследство этот удел от отца — Дмитрия Донского, как нечто абсолютно самостоятельное после присоединения его к Москве Иваном Калитой, переселился сюда на постоянное житье, и хоть правил единолично, но и на бояр местных опирался основательно. Во времена же детства Саввы, когда Звенигород, возможно, еще не был во владениях Москвы, боярских семей там, видимо, также было достаточно.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Отцы-основатели
Отцы-основатели

Третий том приключенческой саги «Прогрессоры». Осень ледникового периода с ее дождями и холодными ветрами предвещает еще более суровую зиму, а племя Огня только-только готовится приступить к строительству основного жилья. Но все с ног на голову переворачивают нежданные гости, объявившиеся прямо на пороге. Сумеют ли вожди племени перевоспитать чужаков, или основанное ими общество падет под натиском мультикультурной какофонии? Но все, что нас не убивает, делает сильнее, вот и племя Огня после каждой стремительной перипетии только увеличивает свои возможности в противостоянии этому жестокому миру…

Айзек Азимов , Александр Борисович Михайловский , Мария Павловна Згурская , Роберт Альберт Блох , Юлия Викторовна Маркова

Фантастика / Биографии и Мемуары / История / Научная Фантастика / Попаданцы / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

История / Философия / Образование и наука / Документальное / Биографии и Мемуары