Сбежавший жених

– Да, я узнала их благодаря Майе, она познакомила меня с фольклором своей родины, и я, право, подозреваю, что малютка очень серьезно относится к нему. Майя – еще совершенный ребенок, – прибавила она рассудительным тоном взрослого человека.

Действительно, эту стройную молодую девушку, стоявшую перед Эгбертом, прислонившись к каменной глыбе, в плотно прилегающей серебристо-серой амазонке и серой шляпе с перьями, никто не мог упрекнуть в том, что она до сих пор была еще ребенком; даже здесь она оставалась знатной светской дамой, ради развлечения приехавшей посмотреть, как трудятся люди. Но Цецилия была обворожительно прекрасна в своей вызывающей, самоуверенной позе, не сомневаясь в победе, сияя красотой, она стояла перед единственным человеком, который не поддавался ее чарам, до сих пор никогда не изменявшим ей.

Может быть, именно эта нечувствительность молодого инженера и подзадоривала избалованную девушку, и она продолжала веселым тоном:

– При виде фантастической картины, в центре которой были вы, я невольно вспомнила старинную легенду о разрыв-траве, чудодейственном жезле горного духа; перед ее силой сами собой открываются все запоры и раздвигаются скалы, обнажая спрятанные в земле сокровища, они блестят в темной глубине и манят к себе избранника, которому предстоит вынести их на свет божий.

В глубокую, темную ночьЗабрал он ларец золотой.

Алмазы, все камни и серебро —Унес удалец молодой…

Не правда ли, я внимательно отнеслась к урокам Майи?

Произнося слова старинной песни о всемогущей разрыв-траве, Цецилия устремила свои улыбающиеся глаза на Эгберта, но лицо инженера оставалось совершенно неподвижным; оно было чуточку бледнее обычного, однако голос звучал ровно и спокойно.

– Наше время уже не нуждается в волшебных средствах, – произнес он, – оно нашло новую разрыв-траву, которая также разрушает скалы и позволяет заглянуть в недра земли? Вы видите…

– Да, я вижу обнаженные каменные глыбы и груды мелких осколков, но где же сокровища? Они продолжают скрываться в недрах земли.

– В недрах земли пусто и мертво, там нет больше сокровищ.

– А может быть, просто забыто волшебное слово, без которого разрыв-трава бессильна, – весело ответила Цецилия, делая вид, что не замечает неприятного выражения лица Рунека. – Как вы думаете?

– Я думаю, что мир волшебства и сказок остался далеко позади нас. Мы больше не понимаем его, вернее – не хотим понимать.

Было что-то почти грозное в этих словах, по-видимому, не лишенных смысла. Цецилия прикусила губу, выражение лучезарной любезности на ее лице моментально исчезло, и глаза сердито сверкнули, но в следующую секунду она уже звонко рассмеялась.

– О, как сердито! Бедненькие гномы и карлики в вашем лице приобрели себе злейшего врага! Послушай-ка, Эрих, как твой друг громит весь сказочный мир.

– Да, о подобных вещах с Эгбертом лучше не говорить, – сказал подошедший к ним Эрих. – Поэзия не подлежит измерению и вычислению, а потому, по его мнению, является крайне бесполезным занятием. Я до сих пор не могу забыть, как он принял известие о моей помолвке, – положительно с состраданием! А когда я рассердился и упрекнул его в том, что он не знает любви и не хочет ее знать, я услышал в ответ ледяное «нет»!

Цецилия взглянула своими большими темными глазами на Эгберта, и в них опять блеснула демоническая искорка.

– Вы говорите серьезно, господин Рунек? – улыбаясь спросила она.

Эгберт побледнел, но твердо выдержал ее взгляд и холодно ответил:

– Да!

– Видишь? – воскликнул Эрих. – Он тверд, как эта скала.

– Допустим, что это так, но ведь и скалы иногда вынуждены уступать, как, например, эта, – промолвила Цецилия. – Берегитесь, господин Рунек! Вы надсмеялись над таинственной силой природы и отрицаете ее существование, она отомстит за себя.

Вместо шутки от этих слов веяло насмешкой. Эгберт ничего не ответил, а Эрих с удивлением переводил взгляд то на него, то на Цецилию.

– О чем вы говорите? – спросил он.

– О разрыв-траве, заставляющей скалы рассыпаться, а землю – расступаться над зарытыми в ней кладами. Однако, мне кажется, мы могли бы уже отправляться в обратный путь, если ты не возражаешь.

Эрих согласился и обернулся к Эгберту:

– Я вижу, вы собираетесь продолжать взрывные работы, но ты, конечно, подождешь, пока мы уедем подальше, наши лошади были очень испуганы взрывом, грум едва удержал их.

На губах Цецилии опять появилась презрительная улыбка, она прекрасно видела, как ее жених вздрогнул от глухого звука взорванной мины и подозвал грума поближе к себе, и ее лошадь сильно испугалась, но она сама сдержала ее. Тем не менее она подавила готовое сорваться с ее губ замечание и, направляясь в сопровождении Эриха и Эгберта к месту, где стояли лошади, сказала:

– Примите нашу благодарность за любезный прием и объяснение! Конечно, вы будете очень рады поскорее отделаться от мешающих вам гостей.

– О, напротив! Эрих здесь хозяин, следовательно, об этом не может быть и речи.