Сбитый ритм (СИ)

От ласковых, шелковистых лепестков не исходило ни жара, ни боли. Только покой. Безмятежность и покой. Разноцветные искры летели вдоль невидимых нитей. Летели, и пели. Сначала едва слышно, низко, потом всё выше, выше и быстрей…

А потом мир кончился.

***

Вздрогнув, я резко открыла глаза. Села на жесткой кушетке. Тряхнула головой. Уф! Где я? Сон, не сон? На всякий случай, ущипнула себя за запястье. Вроде больно. Начала растирать затекшие голени и лодыжки, стараясь прогнать тысячи острых иголочек. Ай! Ай! Фухх… Да, похоже, всё на самом деле. Боги. Что произошло? Тело ломит, будто стадо волов потопталось, во рту — привкус, будто оно же мне в глотку и насрало. В голове — невнятные обрывки, как куски гнилой тряпки. В целом — ощущение пустоты, как будто больше нет чего-то важного. Что происходит-то?

Я огляделась. Из полумрака проступили очертания средних размеров комнаты. Так, оформлена в лучшем вкусе Мерран: внизу стен — панели тёмного дерева, выше — светлая ткань. Пара картин в широченных позолоченных рамах. Из мебели — «моя» кушетка, справа от неё — пара кресел перед едва тлеющим камином, слева — несколько шкафов-витрин, причём не с мембранами, а со стеклом. Внутри — светлые контуры посуды. Ни одного светильника, свет — только через окно. Зато какое!

Похлопывая по плечам и корпусу, я поднялась и подошла к тонкой, но крепкой мембране, что заменяла комнате четвёртую стену. За мембраной медленно-медленно падал снег. Крупные хлопья танцевали, засыпая дорожки и кованые изгороди, превращали деревья в невесомые сети, а остовы трав — в белые завитки. Но самым удивительное — цветы. Они явно хорошо себя чувствовали даже на морозе, а из-за вытянутых лепестков и бутонов походили на свечи с бело-рыжим Пламенем. И, если от настоящего Белого пламени отлетали оранжевые искры, то здесь, наоборот, из рыжих лепестков летели белые. Причём, не вверх, а вниз.

— Вы правы, вальги — удивительные создания, — тихо сказала темнота за правым плечом, — одно из самых удивительных чудес нашего мира.

Я вздрогнула и обернулась. В паре шагов стоял мой давешний гость — мастер Паприк. Только одет по-другому: вместо обычного костюма обеспеченного горожанина — монашеский балахон, поверх которого болтался черный клобук, а поверх того — епирахиль. Запястья сковывали тканевые наручи. Всё — черное с серебряным узором: меч на фоне солнечного диска.

Ага. Ну, чего-то подобного и следовало ожидать.

— Мы верим, что именно вальги лучше всех знают игру жизни и смерти, — растягивая звуки, проговорил Паприк, — а всё потому, что они берут из земли не всё подряд, как обычные растения, а только то, что нужно именно им. Только самое ценное. Только то, что определят самую суть цветов. Правда, есть одна проблема: свои ценности земля не отдаст добровольно никогда. Никогда. Вот и приходится выкручиваться… Надеюсь, вы не слишком утомились? Операция проходила тяжело.

— Операция?

— Орры. Их больше нет. Еретики могут гордиться: последствия их неумелого вмешательства довели до сквернословия даже меня. Вам, кстати, крупно повезло: ещё немного кустарщины, и была бы инвалидность.

— Да уж, точно повезло, — оскалилась я, рассматривая тыльную сторону ладоней.

Чисто. Хотя, завитки Орр и так сливались с моей кожей… Списать на полутьму? Переступила с ноги на ногу: покалывания в позвоночнике нет. Значит, и правда, сняли.

— И теперь, мой свет, когда вы стали свободным человеком, мы можем поговорить о будущем. Насколько я понимаю, вы хотели бы вернуться в свой мир?

— А… к-какой… мир… — я осеклась, поняв по глазам Паприка: отнекиваться бессмысленно.

Только боги, как он узнал? Из головы моей вытащил? Или Хал…? Нет, даже думать не хочу.

— И что, вы отвезёте меня в Тмирран и пнёте в Зеркало? — спросила я.

— Если договоримся. И, главное, докажем командованию целесообразность такого поступка. Однако, должен предупредить: чем меньше народу знает о вашем происхождении, тем лучше.

— Вы второй из ныне живых. И то только потому, что в голове у меня копаться не постеснялись!

— Это мой долг. Просто долг. Ничего личного, — пожал плечами Паприк, — как и у любого брата, впрочем. Кстати, у вас теперь тоже есть долг, правда, пока только материальный. Пять тысяч триста двадцать четыре с половиной золотых Вирема.

— Сколько?! За что?!

— За Орры, разумеется. Обычно мы не так меркантильны, но ваш случай оказался, что называется, с подвывертом. А любой труд должен быть оплачен.

— Понимаю. Но…

Пять с половиной тысяч! У меня, конечно, есть некоторые накопления с зарплаты в театре, но это едва треть суммы. Да и потратилась на кристаллы я знатно.

— Мастер Паприк, мне нечем вам заплатить.

— Позвольте не согласиться. Кроме наличности, мы можем принять оплату ценностями, физическими услугами, и… как бы это выразиться… бессмертным светом в смертном сосуде.

— Эээ… знаете, я после… гхм, нашего с вами душевного чаепития, немного туго соображаю. Давайте по порядку?