Сбитый ритм (СИ)

— Может, и был, ну и что? Мне Дарни рассказал, что она камойра, так что всё равно ворованный! И Дарни мне его пообещал! — Изабель тряхнула волосами, — хотела вот недавно надеть, а нет его! И куда же, думаю, запропастился? А это, оказывается, ты в благородство поиграть решил! Ладно. Так уж и быть, не буду доносить, не хочу наши с тобой отношения портить. Но медальон — мой!

Схватив злосчастную цацку вместе с коробочкой, Изабель ушла, хлопнув дверью.

Я сказала длинную и очень, очень витиеватую фразу.

— Согласен, — кивнул Халнер, и добавил железным голосом, — а установку разбирай. И даже заикаться не смей больше об опытах с Пламенем!

— Что-о-о? И не подумаю!

— Нет, подумаешь! Дал Апри мозги, так используй! И не только для вот этого! — он махнул рукой на установку, — с какого перепуга ты пустила Изу?! И подстрелила ещё?

— Я дверь забыла закрыть, а она и припёрлась. Но я не подстреливала! Эта идиотка сама влезла, куда не надо! Дура она, понимаешь?!

— Знаю! И именно поэтому ответственна ты! — рявкнул Халнер, — разбирай, сказал! А про медальон забудь! Нет его больше!

— Что значит «нет»?! Это фамильная вещь! Слышишь, фамильная! И я его из-под земли и из любой жопы достану! И мне насрать, пострадает кто при этом или нет! А установку сам разбирай, раз так чешется!

Я выскочила из номера, хлопнув дверью.

***

После того, как Изабель стянула медальон, я пошла прямиком к Дарну, качать права. Орры, не Орры, но фамильную вещь я не собиралась сдавать без боя. К счастью, директор пребывал в благодушном настроении. Доводы выслушал внимательно, покивал, и даже сказал, что ситуация скверная, надо исправлять.

Исправил, но в своём стиле: отобрал медальон у Изабель и сдал ювелиру — как раз какой-то приходил в гостиницу, продавать цацки. Узнала я об этом не сразу, но только узнала — и ринулась выкупать. Орры оставались выкрученными на полную, так что физически дойти до лавки не смогла. Эвелин по моей просьбе разузнала, что медальон взяли как лом — сферы с пламенем приняли за искусно выделанное стекло, а вот в оправе нашлась солидная примесь дорогущего мерила. Выкупить обратно оказалось нереально: даже в качестве лома украшение стоило несколько наших с Эв получек.

Боги, как же обидно! Дома медальон пережил все — бунты, переворот, бегство, скитания. А теперь его упёрла какая-то гулящая артистка! И, главное, даже если выпустить мымре кишки, смыться всё равно не получится — Орры.

Моя родословная по матери была короткой и загадочной. Когда-то купец средней руки взял в жёны странную девушку из северной пустыни. Не слишком красивую, да ещё немую, зато необычайно талантливую в работе с Пламенем и пространством. Благодаря способностям жены, купец очень быстро возвысился и невероятно разбогател на продаже чистейшего Огоня любого цвета.

Отжив своё, купец и его жена скончались. Состояние унаследовала единственная дочь. Она построила заводы в нескольких государствах, и даже сумела «вылезти» повыше, выйдя замуж за подияра. Их единственный ребёнок — тоже девочка — охмурила моего отца, который к тому времени возглавил древний род Кадмор, военную опору Сетерских князей. Конечно, деньги сыграли в союзе далеко не последнюю роль, но главное условие брачного контракта значилось как «передача секрета изготовления высококачественного Пламени».

Секрет оказался прост, как яйцо кобры. Каждый завод, который строила моя мать, а до неё — бабка и прабабка, при основании получал по зерну чистейшего Пламени трёх Осевых цветов — Красного, Зеленого, Желтого, из которых получаются цепи. Брались зерна из старинного медальона, а раскрывался он только кровью, и только нашей, потомков Селии. По семейному преданию, заключённые в медальоне лепестки Огня происходили от мифического Белоснежного пламени, в котором соединяются все цвета. Так это или нет, я не знала — когда мать передала медальон на тринадцатый Ливень, то сказала, что раскроет секрет позже. Но позже случилось восстание рабов на заводе, и говорить пришлось с погребальным костром.

Я выругалась почти в голос, рывком пересела на стуле. Фырча и ругаясь, продолжила терзать яичницу. Она уже остыла, стала безвкусно-тягучей, словно прогорклая костная мука, и запахла рыбой, которой питаются птицы заккисы, из чьих яиц и сделали блюдо. Сделали специально для меня, после скандала — хоть на ком-то сорвала злость: медальон пропал, Эвелин отказалась помогать, большая часть театра на «народном» балу у лорда, а кто не там, тот в кабаках… И только я, как идиотка, в Оррах в гостинице.

Плюнув на остатки яичницы, залпом допила чай и пошла на выход. Ничего, в номере настойка ждёт — единственная радость и лекарство от нервов.