Пнув дверь, вышла из столовой в полутёмный холл. Там суетилась горничная, распуская выверенные банты на шторах. Через ту часть, что ещё не закрыли, виднелись ездовые ибисы — на бал, небось. Все на бал. Хотя… Всё-таки надо подстеречь Изабель, потом цацки от крови отмыть, да и толкнуть перекупщикам. И чем скорее, тем лучше, пока медальон не пустили на переплавку — всё-таки меррил слишком ценный металл, чтоб какие-то «стекляшки» держать.
Строя планы, один другого кровавей, я потопала в номер. Но в полутёмном коридоре второго этажа меня ждал сюрприз.
— Кети, ласточка, привет! — массивная тень отделилась от стены и стала Треном.
На представлении накануне, клоун навернулся со своего колеса, и теперь «отлёживался» с кучей ледяных повязок. Но одному, видать, скучно.
— А чего грустненькая такая? Хотя знаю, знаю, Элви рассказала. Ну а я знаю, как тебя развеселить.
Я фыркнула и взялась за ручку двери.
— Рядом с синим кабашоном — скол в виде крестика, рядом с красным — пятно отчего-то желтого, а в желтом, если на свет посмотреть, человеческая фигура видна.
Трен говорил тихо, но внятно, серьёзным тоном, без малейшего намёка на издёвку или заигрывание. Я крепче сжала ручку двери и повернула голову. Старый клоун стоял, опираясь плечом на стену, и вертел в руках мой медальон.
— От-откуда?…
— Нужен он тебе, да? — спросил Трен, поднимая медальон за цепочку на уровень лица, — красивый. Как ты там сказала, фамильная вещь? Мне Иза жаловалась, да, да. Ну, ничего. Если фамильная, то и правда ценная. Даром что стекло. Хотя зачем стекляшки в такой дорогущий сплав паять? Обманули твою бабку, похоже…
— Сколько? — со вздохом спросила я, предвидя ответ.
Трен перестал качать медальон.
— Нисколько, — холодно сказал он, пряча украшение в ладонь, — мне другое нужно.
Кто бы сомневался. Я глубоко вдохнула и чуть отвела взгляд. Примерилась. Так, нож у меня небольшой, но глотку перерезать хватит. А потом что? Расчленить и в камин? Или инсценировать самоубийство?
— Ке. Ти, — по слогам позвал клоун строгим голосом, — ишь, помрачнела! Да не буду я тебя из чужой постели вынимать, не беспокойся. Тем более, что она-то мне и нужна. Как отмазка. Ну, или смазка. Тут уж как угодно назови.
— Что, третьим хочешь?
— О-о-о! Ты не против? Так бы сразу и сказала, что в группе любишь! Только, боюсь, Хал не согласится. Он вообще любит всё сам контролировать… Почту вот, например. И понимаешь ли, как получается… Таусы у театра как бы и есть, но как бы и нет. А я, понимаешь ли, справедливость люблю. Чтоб все, понимаешь ли, всё знали, и ничего ни от кого не прятали. А ещё читать люблю. Списки всякие. Кому какие письма идут, в каких конвертах… они, конверты, кстати, иногда и затеряться могут. Ненадёжное дело, таусы. Быстрые, но… горят.
— Хм. И… сколько же списков отделяют меня от медальона?
— Ой, ласточка, что значит «отделяют»? Фамильная же вещь! — Трен взвесил медальон на одной ладони, потом на другой, и перекинул мне, — главное, не упускай его больше. А в остальном… ты, я видел, почитать любишь. Вот и будем письмеца друг другу писать. Сделка?
— Сделка, — вздохнула я, пряча медальон в личное подпространство.
***
По ощущениям годовой цикл Мерран был гораздо дольше нашего. Он делился на восемь сезонов, по числу фаз солнца, которое затмевала соседняя планета Атум. Крайние положения небесного маятника отмечались особо: в уже знакомое мне Полносолнцее (середина лета) и противоположное ему Нарождение (середина зимы), полагалось только молиться. А вот на Левый и Правый месяц, когда серп Атума далеко уходил от открытого диска Апри, полагалось торговать.
Правый месяц встретила в Речном, на «невольничьем» рынке, где продавали вологоловых слуг-Перерожденцев, и где пафосно погибли двое полуперерожденцев, не пожелавших становиться рабами. Сам базар тогда не впечатлил — Эпидемия выкосила большую часть населения Речного округа, зимний урожай не собрали, люди только приходили в себя. Сейчас — дело иное: Эпидемия закончилась довольно давно, округ Дельта пострадал от мора мало, второй урожай уродился замечательно, так что ярмарка гремела во всю ширь.
Дороги к базарной площади забили телеги, в протоках и каналах суетились груженые до бортов лодки. Разодетые в яркие костюмы, владельцы лодок беспрестанно гомонили, выискивая места получше, да грузчиков подешевле: на центральных островах города полагалось перемещаться только пешком, восхваляя Великого Апри при каждом шаге. Люди с тюками, свёртками, сумками, мешками здоровались, вздорили, терялись и находились, обычно рядом с кордонами по краям рыночной площади.