Сборник 2019 года. Том 7

И рак раскалённый, большой, военный в мундире с эполетами и шпагой – полковник…

Обжигаясь, его лапу…

Сосёшь лапу левую, сосёшь правую…

Ножки выпиваешь левые, правые…

Движением пилота открываешь фюзеляж, осматриваешься – чтоб никого…

Телефон ногой в пол…

И приникаешь к его кабине…

Рак… Рак… Рак…

Пиво… Пиво… Стоп! Рак… Рак… Стоп.

Стоп, я сказал.

Пиво!.. Стоп! Хвост.

За крылышки, как юбочку раздел – и в тело.

То есть проник зубами… Стоп! Пиво!

А в тельце белое, нежное… Стоп. Пиво… Пиво… Впился!

Извините, выпил!

От рака, от всего торжественного парадного мундира остались только плавки и маечка!.. И усы…

Дальше – больше…

Стопочка… Двенадцать миллиметров водочки…

Постарайтесь поточнее…

Затем пюре с капусткой, ложечку…

И в бой!

Другой, строевой, боевой, красный третий рак.

Только не бить! Его не бить!

Левый сустав… Правый сустав…

Под одеждой покопался…

Нырнул и вынырнул счастливый…

Стоп! Звонок, звонок…

Не отвечать! Не открывать!

Не откликаться! Только задуматься…

Задумчивость счастливый миг слегка разгладит, смажет.

Стоп!.. Двадцать крупных офицеров фронтовых раздел и съел.

И нет тебе прощения там, в воде, у них.

Последний трудно шёл.

Проклятая пресыщенность – враг творчества и аппетита.

Пресыщенность прелестна таким деликатесом.

И она… ужасна, если кто узнает.

Ты понял, да…

Поковырял… Осталось три…

Кого бы мне простить из них?..

Практически достойных нет…

Рак… Рак…

И пиво…

Рак, рак и пиво…

Двенадцать миллиметров водки…

Капусточка с пюре…

С олимпиадным рёвом завершаю дистанцию.

Сустав, сустав.

Фонарь пилота, фюзеляж.

Последний… Всё… Снаружи всё и всё внутри…

А дальше что?

А вот что…

Рак с пивом изнутри поёт: «Я в шоколад хочу».

Ишь, блондиночка…

Что ж, залить контрастом можно, что ж.

Глядя на Олимпиаду, разламываешь плитку…

Плитку шоколада с холодным арбузом…

И, глядя на Олимпиаду, на их упорство, на борьбу до самого конца, ты жрёшь арбуз.

Арбуз и горький шоколад сомнений.

Ты на финише.

Остальные не пришли…

Вернее, ты не открыл…

Сидишь остекленевший.

И все, кто не был впущен, ждут тебя сегодня ночью…

Впереди дикая ночь… Без сна…

Теперь одна мечта…

Одна мечта – избавиться от той мечты как можно безболезненнее…

Что у нас в аптечке?

Да… Нет ничего печальнее судьбы деликатесов.

В России, как везде, ценности остаются прежними.

И не надо смотреть на нас бешеными глазами.

Мы – эти ценности и есть.

Дружба.

Человеческое отношение.

Порядочность.

И пока не будет доказано обратное, это не требует доказательств.

Чем больше этого, тем проще жизнь.

Короче – чтобы вам было кому позвонить в четыре утра.

Демократия бывает:

Настоящая.

Подлинная.

Очень подлинная.

И такая подлинная, что всех тошнит.

Нам нужно собираться, пока мы можем сами собираться.

Потому что скоро нас будут собирать неосторожные люди.

Сначала всех, а потом каждого.

– Да, я дал слово, – сказал бизнесмен. – Но выполню, когда у меня будет возможность.

Работа сатирика и сапёрика похожи.

Только разница во времени.

Сегодня копнули – завтра взрыв.

Они приходили вдвоём.

Одна худая, как велосипед.

Другая похожая на сани-розвальни.

Блох Эмиль Владимирович

(Наш первый администратор, бывший филолог)

Какая упоительная женщина!

Какая у неё божественная грудь!

Я наслаждаюсь!

Хоть мне шестьдесят.

Я любуюсь грудью в этом вырезе.

Изящная, нежная, изумительная грудь… Точка.

Какая бархатистая кожа. Точка.

Сулит наслаждение… О!

Я окончил филологический.

Теперь работаю администратором у Карцева и Ильченко.

Люблю молодёжь.

Кстати, вы неправильно говорите, Роман, не «плысть», а «плыть».

А там должна быть чёрточка.

Он, чёрточка, мой враг.

Через тире.

Я, чёрточка, его враг.

Я, запятая, Блох Эмиль Владимирович, запятая, окончил одесский университет, запятая, он дал мне ту интеллигентность, через два «Л», запятая, которая вас так раздражает.

А ваша знакомая, запятая, Михаил, запятая, упоительная женщина, запятая, вызывающая то особенное, два «Н», томление, запятая, которое покрыло туманом Ваши, с большой буквы, глаза.

Да… многоточие… Так вот.

Этим вечером, запятая, сулящим наслаждение, какой-то ваш знакомый подходит ко мне и просит отпустить два билета.

Я ему говорю, двоеточие, тире.

Ничего у меня нет.

Вы просите дефицитные вещи, через «Е», то есть д-е-фицитные.

То есть те, которые временно, через два «Н», – отсутствуют.

Мкртчян, через все согласные, как в нашем обществе.

«Т» – глухая согласная.

«Ч» – шипящая.

У нас в обществе или глухие, или шипящие.

Длинношеее – сколько гласных?

Три – рекорд…

И он, наш администратор Эмиль Владимирович Блох, во время холеры вылетел с нами в Ростов.

Нам для спектакля понадобились халаты.

В Ростове ему не выписывали счёт.

– О! Как можно?! Чудесная, неповторимая женщина в горисполкоме…

Я плачу деньги, запятая, наличные. Вам только нужно выписать счёт. Она не хочет. О-о! Она не выпишет. О-о! Ну, как же так можно, запятая, дитя моё, запятая, моя божественная, не просто, а через два «Н», божественная, моя прелесть не выписывает мне счёт.

Ему выписали…

Мы играли.

Но настали другие времена.

Он эмигрировал и пропал.

Как нам его не хватает.

Он знал, где два «Н», где три «Е».

Умение продать

Коммунизм был детским миром.