Сборник юмора из сетей

- Чем более жажду я покоя, тем дольше он бежит от меня. Вот и ныне предпринял я путь во Флоренцию в надежде отдохнуть от скотства всех скотов и хуже, чем скотов, обивающих пороги моего повелителя, а пуще всего этой старой неграмотной скотины Буонаротти, непрестанно клянчащего у пресветлого моего покровителя деньги за свои корявые поделки - так что мне иной раз не перепадало и десятка скудо! Также должен был я на время скрыться из Рима из-за одного поганого ярыги, рыскающего за мной с компанией таких же, как он, бандитов - за то, что я очистил Рим от одного шалопая, братца вышеупомянутого поганого ярыги.

И вот я, распеленав шпагу, с деньгами при себе, выехал ночью во Флоренцию со своим отличным другом Джулиано, добрым и очень набожным, как и я, малым, только весьма охочим до чужих женушек и страшным забиякой так, что случалось ему за день ухлопать двоих, а то и пятерых - и все по разным поводам!

Имея спутником такого хорошего малого, я и не заметил, как скоротал дорогу до Флоренции за веселыми рассказами моего слуги, лучше которых и свет не знал.

По приезде я не мешкая отправился к великому герцогу Козимо, покровительствующего всем художникам, и если уж такой проходимец, как Челлини, при его дворе катается как сыр в масле, сколь же больше почестей должно полагаться мне?

Обратившись к герцогу с этой и ей подобными речами, я весьма его к себе склонил, и он попросил немедля показать образцы моего искусства. Я, недовольный, возразил, что их у меня покуда нет, но как тоько он предоставит мне деньги, мастерские и место, где приложить силы, как то, например, расписать что-нибудь, то я немедля явлю ему все свое немалое мастерство.

Пока обескураженный герцог размышлял, я не переставая хулил его прихлебателей Челлини и Бандинелли, за здорово живешь получающих до двухсот и более скудо жалованья, не считая выклянченного сверх того.

- Удивляюсь только, - в завершении произнес я, - почему один из этих двух отирал не ухлопал до сего дня другого, или "не замочил", как публика такого рода изьясняется. Вот уж, воистину, получилось бы по писаному: один гад пожрал другую гадину. Ведь Бенвенуто за свою поножовщину давно заслужил веревку на шею.

Герцог взял тогда в руки чашу работы названного Бенвенуто Челлини и сказал: "Да, у Челлини было много неприятностей и в Риме, и в Милане, да и во Флоренции. Но неужели твой вкус так высок, что эту чашу ты уж не назовешь работой мастера?

Снисходительно взглянув на чашу, я, кланяясь, так ответил: "Государь мой, Бенвенуто, бесспорно, мастер первостатейный, но только в одном: деньги выклянчивать."

Дивясь моим справедливым словам, герцог Медичи отвел мне и помещение и сто скудо в задаток работы.

Я между тем уже и придумал, как прославить свое имя в этой, надо сказать, скотской Флоренции. В капелле Барди стены расписаны живописцем Джотто Бондоне, чему уж больше двух веков. Работа эта, в свое время по причине тупости нравов славная, ныне смеха даже недостойна: фигуры как чурбаны, мрачные, как скоты, тухлые цветом.

Так вот задумал я эти фрески заново переписать, неизмеримо лучшим манером. Для того, наняв натурщицу, приступил я к рисованию картонов, чтобы, показав их герцогу, склонить его к переписанию названной капеллы по моему, в чем виден резон каждому скоту.

На первом картоне я стал изображать святую Терезу, и так, чтобы моя работа ни в чем не походила на работу этой скотины Джотто. Я рисовал святую Терезу с моей весьма недурной собой натурщицы - дамой стройной, цветущей, с блестящими глазами, распущенными волосами, в полупрозрачных одеждах, едва прикрывающих младые перси.

Работа у меня пошла было медленно, так как я здоров и очень хорош собой, и природа моя все время требует своего. Понятно, что я стал принуждать натурщицу удовлетворять мою природную надобность, но, вместо того, чтобы принять это за великую честь для себя, мерзавка так стала орать и сопротивляться, что я склонил ее к плотским утехам с большим трудом. От этого скотского сопротивления я делался взлохмачен и бессилен, и работа пошла через пень колоду, так что герцог уж устал справляться о картонах через своего мерзавца мажордома.

На беду пропал мой слуга Джулиано, прежде посильно помогавший мне и в работе, и в обуздании строптивой натурщицы. Наверное, славного малого пырнул ножом какой-нибудь рогоносец-муж, потому что в честном бою мой слуга легко мог проткнуть любого увальня обывателя.