Сборник юмора из сетей

- Пре... чего? Так это же Петька Сивцов. Привезли, орет. Грыжа, Дмитрий Генрихович, как Божий день, ясно.

Борменталь вздохнул.

- Вот, Мариша, - обратился он к жене. - Грыжа, аппендицит, фурункулез. Вот мой уровень и мой удел! А ты говоришь - Шеварднадзе!

Морозным декабрьским утром доктор Борменталь, уже в прекрасном расположении духа, выскочил на крыльцо, с наслаждением втянул ноздрями воздух и поспешил на службу.

- Привет, Дружище! - бросил он собаке, проходя мимо конуры.

Дружок проводил его глазами.

Борменталь, засунув руки в карманы пальто, быстрым шагом прошел по аллее парка мимо бронзовых бюстов Пастера, Менделя, Пирогова, Павлова и Сеченова, поставленных в ряд, и вышел к фасаду обветшавшего, но солидного деревянного строения с крашеными облезлыми колоннами по портику. Посреди круглой клумбы возвышался памятник пожилому бородатому человеку в котелке, стоявшему с тростью на постаменте. Рядом с бронзовым человеком из постамента торчали четыре нелепых обрубка, по виду - собачьи лапы.

Борменталь бросил взгляд на памятник, на котором было начертано: "Профессору Филиппу Филипповичу Преображенскому от Советского правительства", и легко взбежал по ступеням к дверям, рядом с которыми имелась табличка Центральной районной больницы.

На аллее показался глубокий старик с суковатой палкой, одетый в старого покроя шинель с отпоротыми знаками различия. Он шел независимо и грузно, с ненавистью втыкая палку в замерзший песок аллеи. Проходя мимо памятника профессору Преображенскому, сплюнул в его сторону и произнес лишь одно слово:

- Контра.

Старик заметил, что вдалеке с шоссе, проходящего вдоль деревни, сворачивает к больнице красный интуристовский "Икарус".

- Опять пожаловали... - злобно пробормотал он и, отойдя в сторонку от памятника, принялся ждать гостей.

"Икарус" подкатил к памятнику, остановился. Из него высыпала толпа интуристов во главе с гидом-переводчицей, молоденькой взлохмаченной девушкой в короткой курточке. Переводчица мигом собрала туристов возле памятника и бойко затараторила что-то по-немецки. Туристы почтительно внимали, озираясь на окрестности деревенской жизни.

Старик приставил ладонь к уху и слушал, медленно наливаясь яростью.

- По-русски говорить! - вдруг прохрипел он, пристукнув палкой по земле.

Туристы с удивлением воззрились на старика.

- Я... не понимаю... - растерялась переводчица. - Это немецкие туристы. Почему по-русски?

- Я знать должен! Я здесь командую! Перевести все, что говорила! потребовал старик, вновь втыкая палку в землю.

- Я говорила... Про профессора Преображенского... Что, несмотря на многочисленные приглашения из-за рубежа, он остался на родине. Правительство построило ему этот институт...

- Так бы его и пустили, контру... - пробормотал старик.

- Что вы сказали? - спросила переводчица, но ее перебила туристка, задавшая какой-то вопрос.

- Она спрашивает, почему для института было выбрано место вдали от города? - спросила переводчица.

- Собак здесь много. Бродячих, - смягчившись, объяснил старик. - Он собак резал. Слышали, небось, - "как собак нерезанных"?.. Из Дурынышей пошло.

Переводчица перевела на немецкий. Старик напряженно вслушивался, не отрывая ладони от уха. Последовали дальнейшие вопросы, на которые старик, почувствовав важность своего положения, отвечал коротко и веско.

- Что здесь сейчас?

- Больница. Раньше собак резали, теперь людей мучают.

- Правда ли, что у профессора Преображенского были проблемы с советской властью?

- Контра он был, это факт, - кивнул старик.

- Мы слышали, что в этом институте проводились секретные опыты по очеловечиванию животных, в частности, собак... - сказал пожилой немец.

Старик, услыхав перевод, вдруг мелко затрясся, глаза его налились кровью.

- Не сметь! Не сметь называть собакой! - почти пролаял он, наступая на немца. - Он герой был!

Переводчица поспешно объяснила гостю по-немецки, что слухи о таких операциях не подтверждены, это, скорее, легенда, порожденная выдающимся хирургическим талантом Преображенского. Старик подозрительно вслушивался, потом, наклонившись к уху переводчицы, прошептал:

- Полиграф собакой был, точно знаю. Этого не переводи...

И, круто повернувшись, зашагал к дверям больницы.

Борменталь в своем кабинете отодвинул занавеску, взглянул в окно. "Икарус" медленно отъезжал от больницы. Доктор вернулся к столу. Медсестра Катя возилась с инструментами у стеклянного шкафа.

- И часто ездят? - спросил Борменталь.

- Последнее время зачастили. Раньше-то никого не было... - ответила Катя.

Распахнулась дверь кабинета, и на пороге возник знакомый уже старик. Он был уже без шинели и палки, в офицерском кителе без погон, но с орденской планкой.

Борменталь поднял голову от бумаг.

- Понятых прошу занять места! - четко произнес старик.

- Как вы сказали? - не понял Борменталь.

- Дмитрий Генрихович, это Швондер. Не обращайте внимания, он всегда так говорит. Привычка, - чуть понизив голос, спокойно объяснила Катя.

- Катя... - Борменталю стало неловко от того, что Швондер может услышать.